Идеальная любовница - [116]

— Понятия не имею, — ответил Себастьян.

Его сестра тотчас же утратила к нему интерес и вернулась к картам, а он подошел к столику с напитками и плеснул в стаканчик чистого виски.

Потягивая обжигающий напиток, Себастьян задумчиво взглянул на мать и сестру. Они уже позабыли о его существовании, да и друг друга, казалось, тоже не замечали. Нетрудно было вообразить, как они часами сидят в одной комнате, не обмениваясь ни единым словом. Себастьян находился дома уже полдня, и за это время они с матерью не сказали друг другу и десяти фраз. Вероятно, они представляли собой довольно странную семью, но никакой иной он не знал и мог лишь предполагать, что в других семьях люди общаются друг с другом: говорят, слушают, отвечают, а иногда смеются, плачут, ссорятся, мирятся. Любят друг друга. Он вспомнил о вечерах, проведенных с Рэйчел в гостиной, а не в его спальне. Ей нравилось слушать, как он играет на рояле, а ему нравилось смотреть при этом на ее лицо. Она запрокидывала голову на спинку дивана и закрывала глаза, вскоре ее прямой и строгий рот смягчался в нежной, мечтательной улыбке. В другие вечера она читала ему вслух, и ее тихий, но звучный и выразительный голос доставлял Себастьяну не меньшее чувственное наслаждение, чем ей — его игра на рояле. Эти тихие часы счастья он принимал как нечто само собой разумеющееся и лишь теперь почувствовал, как остро ему их недостает. Недостает ее.

— А где Гарри? Где дети?

Айрин удивленно подняла гладко причесанную, аккуратную темную головку и растерянно заморгала.

— Гарри? Дома, конечно, где ж ему быть? Вместе с детьми. Что ему здесь делать?

Себастьян пожал плечами. В самом деле, глупый вопрос. Материнских чувств у Айрин было не больше, чем у ее собственной матери. Если бы он сейчас внезапно спросил, сколько у нее детей, она вряд ли сумела бы дать правильный ответ. Сам он помнил четверых, но к этому времени их уже могло быть и пятеро. Сестра была на три года старше его. Когда ему исполнилось двадцать, Себастьян привез домой приятеля по Оксфордскому университету на рождественские каникулы, а утром на второй день Рождества обнаружил его в постели с Айрин.

— Присоединяйся, — предложила она, призывно поглаживая себя по голой груди.

Он вежливо отклонил приглашение, но с тех пор решил, что сыт своей сестрицей по горло.

Моральная распущенность явно была у них фамильной чертой. Себастьян прожил последние десять с лишним лет, стараясь быть достойным наследником семейной традиции. Ему пришло в голову (уже не впервые, но на сей раз эта мысль поразила его с особенной силой), что и он сам, и остальные члены семьи, возможно, бросаются очертя голову в любовные авантюры, спасаясь от одиночества, в поисках тепла, человеческого общения, то есть всего того, что никак не рассчитывали найти дома.

Солнце садилось за дорическими колоннами летнего павильона, стоявшего на краю парка. Себастьян подошел к окну, чтобы понаблюдать за закатом. В Линтон-холле тоже имелся летний павильон, жалкая развалюха, которая могла бы запросто поместиться целиком внутри претенциозного «бельведера», возведенного в Стейн-корте. Рэйчел рассказала ему, что однажды ночью обнаружила там новую молочницу. Девушка предпочитала спать в полуразрушенном павильоне, а не в доме, потому что боялась закрытого пространства. Ее звали Сидони, отец нещадно избивал ее и запирал в сундук. Здесь, в Стейн-корте, слуги были безликими, безымянными, взаимозаменяемыми; если им и было что порассказать о себе, никто из господ не пожелал бы слушать.

Внезапно и неожиданно на него волной обрушилась тоска по дому. Но домом, куда Себастьян стремился всей душой, был Линтон-Грейт-холл.

— Матушка, какова ваша цель в жизни? — неожиданно спросил Себастьян.

Леди Мортон медленно, с возрастающим недоверием повернула голову и в немом изумлении уставилась на него. С ее пера сорвалась капля чернил и кляксой расплылась на любовном послании.

— Что?

— Ну знаете, смысл вашего существования. Raison d'etre, — повторил он по-французски, чтобы ей растолковать. — Я думаю, вы слышали о таком понятии.

Тонко выписанные брови леди Мортон презрительно изогнулись.

— Ты вырос невежей и грубияном, Себастьян.

— Согласен. Но вернемся к сути вопроса.

— Не смей мне дерзить.

— Дерзить?

— Не будь идиотом, — пояснила Айрин, с трудом приняв сидячее положение.

Себастьян с любопытством повернулся к ней.

— А какова твоя жизненная цель, Айрин?

Она молча уставилась на него и просидела так в течение целых десяти секунд, сдвинув брови в отчаянной попытке что-то придумать. Он заметил пустоту в ее глазах, прежде чем она успела отвести взгляд. Ее самолюбию был нанесен серьезный удар.

— А твоя? — обиженно спросила она в отместку.

— Моя такова: использовать немногие отпущенные мне способности, чтобы попытаться сделать что-то хорошее на отмеренном мне малом отрезке жизненного пути. Найти свое счастье, причиняя как можно меньше вреда окружающим.

Скромная, пожалуй, даже банальная цель, но обе женщины посмотрели на него так, словно он объявил, что собирается стать буддийским монахом и отказаться от мясной пищи. Фамильное сходство стало особенно заметным, когда мать и дочь одновременно оттопырили верхнюю губу и презрительно фыркнули. В эту минуту они почувствовали себя союзницами, хотя обычно терпеть не могли друг друга.