Идеализм-2005 - [56]
— Понятно. Скоро, значит, они сюда заявятся.
— Да, Леха, заявятся. Так что наготове надо быть.
— Ну, мы наготове.
— Вы молодцы, — Лена улыбнулась. — Ладно, ждите, скоро будет у вас дело. Я посмотрю как там у Кирилла Борисовича в конференц-зале дела.
— Можно по рации спросить.
— А можно не по рации.
— Тоже верно.
Как Лена и предсказывала, приключения не заставили себя ждать. Через пять минут в рации раздалось:
— Тревога! Резерв — к конференц-залу!
— Погнали! — крикнул я и побежал, придерживая фаер в рукаве синей толстовки. На бегу до меня доносился топот партийцев за спиной.
Когда мы были на месте, все уже кончилось. Нескольку человек лежали лицами в пол. Над ними стояли Лена, Чугун и еще несколько нацболов.
— ЕСМовцы, пять штук, — кивнула Лена на пленников. — Касьянов по коридору шел, эти придурки к нему бросились. Его охрана среагировала. Ну и мы постарались.
Патлатые, как хиппи, евразийцы в черных рубашках смотрели на нас испуганно снизу.
— Мы вас пиздить не будем, — объяснил им Чугун, — если вы все ровно делать будете, как мы скажем. Мы вас сфоткаем только. Ну, чтобы вас, так сказать, впредь знать в лицо. Согласны? Тогда поднимайтесь по одному и без резких движений.
ЕСМовцы сжались вдоль стены. Защелкал фотоаппарат.
— Леха, выводи их отсюда, — сказала мне Лена, когда фотосессия была окончена, — через главный вход.
— Пошли, ебанаты, — я взял одного за патлы и поволок за собой таким образом. — Пацаны, берите остальных.
Попытки напасть на делегатов или кинуть в них чем-то пошли одна за другой. Чтобы проникнуть в здание кремлевцы использовали пожарные ходы, окна. Дружба и полное взаимопонимание со спецслужбами давали им такие возможности.
Когда в гостинице начинались свалки между делегатами конференции и путинскими комсомольцами, сбегались провластные журналисты:
— Прекратите насилие, ваши действия противозаконны, отпустите ребят! — верещали продажные корреспонденты.
— Так никого и не задерживаем, — отвечали мы, — только на улицу выводим.
— Вы их пытаете! — не унимались продажные корреспонденты.
— Это вы не знаете, что такое пытать, поэтому и говорите.
Уже в тюрьме я нашел «Московский комсомолец», «Комсомольскую правду» и другие газеты, в которых писалось о конференции. «Пытки», «терзания фашистским сапогом», — такими эпитетами эти правдорубы характеризовали наши действия. Хотя нацбольские методы не шли ни в какое сравнение с ОМОНовскими задержаниями, не говоря уже о настоящих чекистских пытках.
После очередного сигнала тревоги мы, резервная группа, окружили прямо перед конференц-залом группу евразийцев, штук шесть. Это были личные приближенные Дугина.
— Давайте нахуй отсюда, — начал я.
Вместо ответа бритый «опричник» ударил меня кулаком.
— Нацболы, гасим их.
Сам прыгнул прямым ударом ноги в грудь дугинцу. Тот еле на ногах удержался. Я махнул изо всех сил кулаком в сторону ЕСМовского ебальника и потом прыгнул еще раз, коленом вперед. И упал на лакированный паркет — прямо на кремлевца.
Подбежавший молодой партиец из моей группы врезал по вражеской голове, как по футбольному мячу. Дугинец закрылся руками. Я поднялся на ноги и засадил ему разок кулаком в ухо.
Все было кончено. ЕСМовцы лежали, а ультранасилия мы старались избегать, согласно инструкции.
— Че, суки, сами идти не хотели, только через пиздюли доходит?
— Мы все, уходим, — испуганно пробормотал один из ЕСМовцев.
Но бритый, которому больше всех досталось, не угомонился.
— Слава империи, смерть Другой России! — верещал он ослиным голосом, надеясь привлечь внимание журналистов.
— Дарвин, смотри, чтобы кремлевские корреспонденты сюда не подходили, — сказал я другу, — выносим мудвина этого, — я схватил евразийца за левую ногу. — Тяжелый, сука.
— Ты че такой тяжелый, пидр? — спросил нацбол, который держал ЕСМовца за руку, — На тебе, мразь, — и отвесил «опричнику» звонкого леща.
Мы понесли евразийца по коридору.
— Слава империи! — продолжалось всю дорогу.
— Бля, ты реально тупая мразь, — я повернулся к партийцам, — вон там колонна хорошо стоит. Давайте чуть вправо свернем.
Ребята все поняли. Каменная колонна оказалась прямо у кремлевца промеж ног. Мы резко ускорились…
— Милиция, помогите! — истошный визг.
— Заткнись, сука, — в голову ЕСМовцу прилетело несколько ударов.
— Не надо, не надо больше! не надо! — бритый скулил теперь тихо.
— Молчи, мразь, и с тобой ничего не будет!
— Хорошо, xopoшо!
— Выкидываем его за дверь, нацболы. Все, свободен, иди на хуй!
Мы бросили евразийца на асфальт. Среди стоявших рядом румоловцев раздались вопли и негодования.
— Отсосите теперь у него, ебланы! — крикнул врагам молодой нацбол, еще школьник, тот, что так красиво приложился ногой по нашей жертве.
— С вами со всеми так будет, мрази, — добавил Дарвин.
Мы развернулись и пошли обратно.
— Свидетелей не-нацболов не было, — сказал мне молодой нацбол, когда мы поднимались по лестнице на наш пост, — я смотрел.
— Отлично, красава! А эта мразь нас запомнит.
— Да, точно запомнит! Навсегда!
Партийцы из моей резервной группы хохотали немного кровожадно.
Лена, Чугун, Кирилл М. и я собрались на короткое совещание в нашей «резервной» комнате сразу после часа дня.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Тише!.. С молитвой склоняем колени...Пред вами героя родимого прах...С безмолвной улыбкой на мертвых устахОн полон нездешних, святых сновидений...И Каппеля имя, и подвиг без меры,Средь славных героев вовек не умрет...Склони же колени пред символом веры,И встать же за Отчизну Родимый Народ...Александр Котомкин-Савинский.
Аннотация издательства: Сорок пять лет жизни отдал автор службе в рядах Советских Вооруженных Сил. На его глазах и при его непосредственном участии росли и крепли кадры командного состава советской артиллерии, создавалось новое артиллерийское вооружение и боевая техника, развивалась тактика этого могучего рода войск. В годы Великой Отечественной войны Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов занимал должности командующего артиллерией Красной Армии и командующего ПВО страны. Одновременно его посылали представителем Ставки на многие фронты.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.