Идеалист - [27]

— Иди сюда, — потянула она его за собой, — они в соседней комнате. Там у нас стол — мы решили разделить стол и танцы.

— Отлично будет плясать рок, — сказал Илья, с удивлением отмечая, как изменилась и похорошела девушка: в прическе и одежде ее ощущалось прикосновение не лишенной вкуса руки.

Переступив порог соседней комнаты, Илья мгновенно забыл свою роль. Барбара воскликнула: «Ах, какой денди, какой пижон!» и чмокнула его в щеку. Он подхватил ее за талию и покружил. «И меня, и меня!» — по-детски завизжала, хлопая в ладоши, Лариса. Он покружил и ее. Анжелика стояла чуть-чуть в сторонке от поднявшейся кутерьмы, и улыбка ее говорила: «Конечно, я не стану так изливать свои чувства, но и я рада вас видеть». Ему показалось, что она задержала его руку в своих холодных пальцах, и надежда теплой волной прокатилась по телу.

— Я вам кое-что принес, — сказал он, поспешно наклоняясь к сумке.

— Потом, потом, нас там ждут, — пыталась остановить его Анжелика, но Барбара притворно захныкала:

— Нет, пусть сейчас, мне спешно хочется знать, что там.

— А мне не терпится воспользоваться своим правом, — говорил Илья, извлекая хрусткие кульки с цветами, подарки, передавая их сестрам и целуя каждую в щеку.

Какими разными могут быть два совершенно одинаковых, невинных поцелуя!

Девушки рассматривали подарки и читали открытки, а он рассматривал их. Барбара, в темном платье, с подкрашенным лицом, казалась ему неправдоподобно красивой — как западная открытка модного курорта. Анжелика, в белом платье, с распущенными по плечам волосами и нетронутым косметикой лицом, — непорочной весталкой.

Барбара, выразив преувеличенный восторг, тут же забыла о своем подарке — вниманием всех завладела икона.

— Matka Boska, как красиво! — воскликнула Анжелика, светясь золотистым счастьем. — Настоящая русская икона.

— Она не старая — XIX век, — пояснил Илья, распираемый гордостью, — но хорошей уральской школы, сохранившей византийскую манеру письма.

— Я увезу ее домой и повешу рядом с распятием, — сказала Анжелика, лаская его бархатистой зеленью глаз.

Потом их надолго разделило застолье. Она оказалась довольно далеко, он ловил ее взгляды, и настроение его поминутно менялось: потихоньку катилось вниз, взмывало и снова падало. Разумеется, именинниц упросили петь. Она пригласила его взглядом, но он отказался — чересчур было много народу, чересчур велика дистанция… Пели они хорошо, но без вдохновения «арбузного» вечера. Илья страдал, когда чувствовал себя «одним из», был счастлив, если различал в ее улыбке личное, и не переставал обдумывать свою речь, то есть повторял первую фразу: «Нечестно было бы скрывать от вас…»

Наконец пошли в другую комнату танцевать, но к сестрам было не так просто пробиться. Илья, выдавив из себя улыбку, указал на это обстоятельство Карелу и очень удивился, когда поляк равнодушно пожал плечами. Особенно усердствовал парень в замшевой куртке. Илья совсем приуныл, и вдруг она сама подошла к нему: «Тебе скучно? Слишком много гостей?» Он мгновенно захмелел и, не ощущая ритма, не слыша мелодии, заговорил:

— Было бы нечестно скрывать от вас… Дело в том, что я вложил в подарок тайный смысл… и, когда вы сказали, что повесите ее рядом…

— А-а-а, понимаю, — бомба с часовым механизмом, — рассмеялась она.

— Я надеюсь, — мягко и серьезно возразил он, — что она не разрушительная, а созидательная.

— Разве бывают созидательные бомбы? Но пусть бывают, але я все-таки боюсь.

Его серьезная настойчивость нагнала легкие облачка на голубое небо ее взгляда, улыбка почти исчезла, осталась слабая тень, омраченная тревогой.

— Нельзя ли извлечь тайный механизм? Он лишит меня покоя.

Он не понимал, что она обо всем уже догадалась, и твердо решил довести свою мысль до конца. Но мысль была такой мучительно сложной, что никак не укладывалась в ясную форму.

— Видите ли, Анжелика, я не религиозен, совсем, даже, пожалуй… воинствующий атеист. Не в том смысле воинствующий, что нетерпим, но я не могу верить, потому что верю в разум… Правда, это не есть вера в теологическом смысле, хотя, конечно, в своем роде… Впрочем, вы представляете мои взгляды… Я хотел только добавить, что не верю в Творца, в нематериальную субстанцию… Хотя, должен признать, очень трудно обосновать всеобщность нравственных принципов, не ссылаясь на их надчеловеческое происхождение… пока, я уверен…

Вначале улыбка ее растаяла, превратилась в слабый отблеск и ускользнула куда-то, потом мелькнула тень, легкая, как на лугу от облака, и с нею в лице появились линии, очерченные резче, решительнее. Одно мгновение в нем было все: мягкое и гордое, доброе и упрямое, нежное и жесткое, но уже в следующее — твердые черточки проступили и возобладали. Он заметил и в панике обрел ясную решимость:

— Однако, я могу понять желание иметь над собой могущественную и добрую силу, значит, и во мне оно есть. И вот эта слабая частица моей души хотела бы какого-то таинства, которое связало бы нас… свыше… то есть более прочно… Поэтому, икона эта — не просто произведение искусства… Вы принимаете ее с таким смыслом?

Длинную речь свою Илья начал во время танца, а закончил в одном из сумеречных углов. Анжелика сидела на диванчике, открыто и просто положив руки на колени, а он, придвинув кресло и стараясь не мешать танцующим, оказался совсем рядом. Она подавила как зевок насмешливую мысль: «Объяснение философа» и серьезно покачала головой: «Нет, так не могу ее взять». Он лихорадочно заговорил: