Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века - [18]
Биньон представлял собой проблему потому, конечно, что не принадлежал к семейству Ламуаньон. Однако он был другом Гийома де Ламуаньона и в некотором роде «вошел в семью». Во всяком случае, именно так об этом писал Байе[111], хотя у нас создается впечатление, что произошло обратное: Ламуаньоны присвоили Биньона в качестве почетного предка своей семьи. Гийом де Ламуаньон учил сына равняться на Биньона, и его сын учил своего сына тому же. Байе сказал своему ученику, что однажды он унаследует портрет Биньона, который Гийом почитал одной из главных имевшихся у него ценностей: следовательно, мальчик должен был брать пример с Биньона в том, что касалось образованности и добродетелей[112]. Интересно отметить, что Ламуаньоны были не единственным семейством, которое использовало имя Биньона для улучшения своего имиджа. Ученый Жиль Менаж в книге по семейной генеалогии, которую он написал для своего племянника, хвастался, что его отец, адвокат в провинции Анжу, был любимцем Ролана, отца Жерома Биньона[113]. По всей видимости, связь с Биньонами придавала дополнительный блеск семье Менаж, занимавшей куда более скромное положение среди дворян мантии, чем Ламуаньоны, и стремившейся поэтому отнести такую связь в более далекое прошлое. Изучение подобных связей с высокопоставленными предшественниками в других письменных трудах этого времени может немало рассказать как об отношениях между семьями дворян мантии, так и об их образовательных стратегиях.
Самым главным образцом для подражания, предложенным Байе, был, конечно, сам Гийом де Ламуаньон. На самом деле Гийом не был вундеркиндом, во-первых, потому, что его мать считала, что единственное, чему важно научить ребенка, – религия, а во-вторых, потому, что его наставник был некомпетентен[114]. Тем не менее Байе включил его в свою книгу вместе с другими людьми, которые начали учиться поздно и очень сожалели об этом. Список этих людей заканчивает книгу. Он начинается с Сократа и Платона и, в хронологическом порядке, заканчивается Гийомом де Ламуаньоном. Хотя и помещенный в конец списка, Гийом тем не менее занимает в книге много места. Байе посвящает ему больше текста, чем кому-либо другому, и описывает его в стиле близком к агиографии. Прежде всего, при помощи образа Гийома де Ламуаньона Байе пытается увлечь ученика, подчеркивая любовь к нему деда и его надежды на прекрасное будущее внука[115]. И дело не только в том, что Гийом де Ламуаньон хотел быть наставником своего внука[116], а мальчик должен был однажды унаследовать портрет Биньона, который его дед так ценил[117], но и в том, что он должен был стать и наследником библиотеки (которая, как и картина, на момент написания книги принадлежала его отцу)[118]. Подобно ему, Франсуа-Анри д’Агессо, безусловно, тоже намеревался сделать своего отца образцом для собственных детей – и поэтому напрямую обращался к ним в его биографии.
В целом обе семьи приняли идеал династической преемственности от отца к сыну, типичный для дворян шпаги и для королевских семей, хотя он и противоречил традиционной преемственности, освященной обычаем, в которой женщины играли более важную роль[119]. Возможно, именно это объясняет происхождение семейного спора о том, насколько рано Кретьен де Ламуаньон должен был начать учиться. Можно предположить, что его мать заботилась о здоровье ребенка больше, чем о его будущей карьере. В любом случае, хотя Ламуаньоны и д’Агессо считали нужным изучать гуманитарные науки, эта модель династической преемственности некоторым образом трансформировала традиционную гуманистическую программу обучения. Домашнее образование или обучение в пансионе оказывались более предпочтительными, чем коллегиум, так что модель образования приближалась к той, что была принята у дворян шпаги.
Итак, можно ли сказать, что образовательные модели дворян мантии и дворян шпаги противоречили друг другу в раннее Новое время? Они, несомненно, различались в XVI веке, когда обедневшие дворяне шпаги пытались вернуть себе богатство и власть в сражениях, а юристы погружались в свои штудии. Однако уже в следующем столетии две образовательные модели стали все больше напоминать друг друга: дворяне мантии, теперь наследовавшие свой статус, постепенно перенимали династическую модель, свойственную дворянам шпаги. Ориентация на примеры отцов и предков была очевидным образом позаимствована дворянами мантии именно у дворян шпаги и напоминает о неоднозначности дворянской идеологии. Считая себя более одаренными, чем обыкновенные люди, дворяне признавали и необходимость для наследников быть достойными своих титулов. В этом же ключе рассуждал и Гийом де Ламуаньон, намеревавшийся передать свои ресурсы, связанные с карьерой (библиотеку и портрет Биньона), старшему из своих наследников, но только при условии, что он будет образованным человеком. Если бы он им не стал, библиотека и портрет перешли бы следующему образованному человеку в семье
