Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века - [139]
Таким образом, при всех своих талантах и успехе граф Соллогуб не Гоголь, он «не дотягивает» до него как мыслитель, и это – один из мотивов, делающих повесть Соллогуба интересной именно для исторического анализа. Соллогуб (пользуясь словами Н. М. Демуровой, написанными по отношению к другому писателю, но по схожим мотивациям) – «умный, тонкий наблюдатель», но «вместе с тем он недостаточно „поэт“ или „художник“ в высоком смысле этого слова», и именно это свойство позволяло ему «весьма точно передавать […] социальные реалии и особенности менталитета изображаемого им общества»[1257]. Эта оценка, сделанная современным исследователем и по другому поводу, удивительно тонко совпадает с наблюдением, сделанным без малого 170 лет назад Самариным уже по отношению к соллогубовскому «Тарантасу» и его главным героям. Огромный интерес читателей к новой повести определялся, по мнению критика, не столько бесспорными художественными качествами, сколько тем, что она вдруг оказалась явлением общественной мысли, а ее персонажи «взяты из современного нашего общества; они существуют […] не как случайные исключения, а как типы, под которые подходят целые массы лиц»[1258]. И это обстоятельство объясняет возможность анализа повести как исторического источника.
Вторая принципиальная причина, по которой я избрал повесть «Тарантас» основой для размышлений о дворянском воспитании в дореформенной России, определяется тем уникальным местом, которое она занимает в традиции раскрытия этой темы русской художественной прозой второй половины XVIII – первой половины XIX века. Известно, что русская беллетристика указанного периода (если касалась вопросов воспитания) сосредоточивала свое внимание прежде всего на проблеме домашнего (здесь и далее выделено мной. – Д. Р.) дворянского воспитания и образования[1259], доминировавшего над другими формами по крайней мере до 1830–1840‐х годов. Центральной фигурой этой воспитательной модели был гувернер, домашний учитель-наставник, преимущественно – иностранец-француз, иногда немец, образ которого в художественных произведениях был крайне негативен и гротескно-карикатурен. Любой современный россиянин, знакомый с отечественной литературой в рамках школьного курса, вспомнит в этой связи фонвизинского Адама Адамовича Вральмана и мосье Бопре из «Капитанской дочки» А. С. Пушкина. Оставлю в стороне вопрос о соответствии этого образа реальности, тем более что на сей счет существуют специальные исследования[1260]. Важно другое. По справедливому наблюдению И. Кулаковой, «несмотря на то что литература Просвещения наполнена филиппиками против невежественных и порочных учителей-гувернеров, в качестве персонажей они представлены в ней сравнительно редко»[1261]. Существенно дополнил и скорректировал процитированное заключение А. В. Чудинов, заметивший, «что, хотя фигура француза-гувернера часто присутствует в произведениях русских писателей, обычно это – второстепенный персонаж, лишенный яркой индивидуальности и нарисованный […] несколькими беглыми, стереотипными штрихами»[1262]. Иначе обстоит дело в повести В. А. Соллогуба. Не предваряя последующую аргументацию, замечу, что созданный им образ французского гувернера оказался едва ли не самым ярким, цельным и завершенным в ряду аналогичных персонажей (при всей его пародийности), а в связи с тем, что проблема воспитания в повести – без преувеличения – центральная, стал ключевым среди героев «второго ряда». Эти два признака, отличающие «Тарантас» от других сочинений, в которых фигурируют гувернеры-иностранцы, делают повесть, на мой взгляд, достойной особого внимания.
Обратимся собственно к произведению. Повесть «Тарантас» была частично опубликована в 1840 году и вышла полностью отдельным изданием в 1845 году
