ID. Identity и ее решающая роль в защите демократии - [2]

КГБ понимал, как важно держать под контролем каналы связи. Поэтому-то и не существовало в стране системы прямого телефонного соединения с заграницей. Телефонные разговоры часто прерывались помехами, а те телефоны, по которым регулярно велись «нелегальные» разговоры, нередко попросту отключались. Но мы упорно восстанавливали связь. Заранее, часто через туристов, мы сообщали нашим собеседникам, где, когда и под каким именем мы будем ждать их очередного звонка И каждый такой звонок давал нам дополнительную дозу бодрости, энергии и энтузиазма.

Мне особенно дороги были разговоры с моей женой Авиталь, с которой мы были разлучены через день после нашей свадьбы Она никогда, ни на один день не прекращала борьбы за наше воссоединение Но наш разговор по телефону в середине февраля 1977 года был очень необычным. После него я почувствовал себя как воздушный шар, из которого выпустили воздух.

Времена эти были нелегкими для всех диссидентов в Советском Союзе. Хельсинкская группа, созданная в апреле 1976 года, публиковала десятки документов, свидетельствовавших о том, что несмотря на подписание СССР Хельсинкских соглашений нарушения прав человека в стране продолжались Эти публикации привлекли внимание всего мира И вот, как и ожидали создатели группы, в первых числах февраля начались репрессии. Были арестованы двое из руководителей группы Третий видный член группы Людмила Алексеева была выслана из Советского Союза. Я, как основное звено связи группы со свободным миром, был следующим в очереди на арест Одновременно репрессиям подвергалось и движение за свободу еврейской эмиграции — наиболее многочисленное из всех диссидентских групп, выступавшее с единственным и наиболее конкретным требованием: предоставить евреям право на выезд в Израиль.

За два предшествующих года мы сумели добиться невероятно высокого уровня международного признания Официальные делегации сенаторов и конгрессменов встречались с нами прежде, чем отправиться на встречи с Брежневым и прочим представителями высшего советского руководства При обсуждении поправки Джексона — Вэника, которая ставила условия торговли Америки с СССР в зависимость от права на свободный выезд из Советского Союза, наш голос в поддержку этого закона оказался в Вашингтоне сильнее голоса Никсона и его администрации, пытавшихся его провалить. На экранах Запада начали появляться телевизионные интервью с отказниками и репортажи об их деятельности. (Впоследствии все это было использовано в качестве улик для обвинения меня в государственной измене.)

Такая открытая и обширная деятельность диссидентов не могла не вызвать ответной реакции со стороны КГБ, и в начале зимы КГБ перешел в контрнаступление. Статьи и телепрограммы о «сионистских изменниках родины» становились все более угрожающими. В снятый по заказу государства официальный фильм «Торговцы душами» были вмонтированы кадры, где были сняты активисты правозащитного движения В фильме они назывались «предателями». Обыски и конфискация материалов в беспрецедентных масштабах проводились в провинции, а позже и в Москве Было ясно, что идет подготовка к мощному удару против нас.

Вот в такой обстановке и произошел тот мой разговор с Авиталь. Она звонила из Израиля. Мы тщательно подбирали слова. Было много недосказанностей, много намеков, однако суть того, что ее просили передать мне, была ясна: мне следует прекратить мое участие в работе Хельсинкской группы и в демократическом диссидентском движении вообще Почему? Зто заведет меня слишком далеко. Зто грозит опасностью для меня самого и для других еврейских активистов В этот критический для всего еврейского движения момент необходимо проявлять осторожность Государство Израиль не в состоянии будет защитить меня, если я и дальше буду одновременно и сионистом, и диссидентом Пора мне отделить одно от другого и сделать выбор.

Зто требование не явилось для меня новостью. Израильские официальные лица, в различной форме, предъявляли мне его неоднократно. Но на сей раз проигнорировать его, как я делал прежде, было нелегко, поскольку они передали его через Авиталь. «Поступить так, как они требуют, будет предательством по отношению к арестованным», — сказал я ей.

Я познакомился с Натальей Штиглиц, позднее ставшей Авиталь Щаранской, возле московской синагоги в октябре 1973 года. Это была любовь с первого взгляда. Четвертого июля 1974 года мы с ней поженились, а на следующее утро я проводил ее в аэропорт, откуда она, с нелегко доставшейся ей выездной визой, вылетела в Израиль. Мы верили и надеялись, что скоро увидимся там снова. С тех пор, на протяжении всех лет нашей вынужденной разлуки, она никогда не прекращала борьбы за нашу встречу. Несмотря на огромное расстояние между СССР и свободным миром, мы всегда понимали друг друга даже без слов. Поэтому, когда она попросила меня сделать нечто, чего я сделать не мог и знал, что не сделаю, мне вдруг показалось, что внутренняя связь между нами, источник моей энергии и оптимизма, внезапно ослабла.

Но это продолжалось всего сутки. Не знаю, как Авиталь сумела за такое короткое время все организовать и сообщить мне в Москву, где и когда мне ожидать ее звонка, но назавтра вечером я снова услышал ее голос. «Прости меня. — сказала она. — и забудь все, что я говорила тебе вчера. Зто была минутная слабость. Я полностью тебе доверяю и поддерживаю тебя во всем, как бы ты ни поступил».