Ибо сильна, как смерть, любовь… - [14]

— Да, — неохотно вставая с его колен, отозвалась я. — Но мы можем сейчас его выпить. Он, наверное, еще теплый.

— Теплый, кто же пьет кофе теплым? Теперь уже можешь насыпать в него сахар, все равно пропал. Ладно, бери пирожные.

— А можно я сначала руки помою?

— Ну, если тебе уже совсем невмоготу, можешь помыть, — великодушно разрешил он.

— А тебе разве не надо руки мыть?

— У меня, между прочим, руки от рождения чистые, — нахально заявил он. Но потом рассмеялся, — ну, хорошо, я тоже помою, а то будешь думать, что я и вправду никогда рук не мою.

Мы снова пошли в ванную. Я первая помыла руки и посторонилась, пропуская его. Мы опять оказались прижаты друг к другу, и он, не выдержав, обнял меня, крепко прижал к себе и стал быстро и нежно целовать. Я почувствовала его возбуждение. Вдруг он резко отстранился, посмотрел мне в глаза и тихо спросил:

— Хочешь побыть со мной?

Я хотела этого больше всего на свете. Я мечтала об этом с тех пор, как увидела его и еще тогда, когда даже не видела, а только придумывала его. Я хотела быть его всей душой, каждой клеточкой своего тела, но… я не могла этого сделать. Моя дурацкая гордость, или, может быть, мнительность не позволяли мне.

— Ленечка, — как можно мягче сказала я. — Я бы хотела, но я не могу. Ты ведь любишь другую. Просто ее здесь нет, а я под рукой, так ведь. Да?

Такой бурной реакции я не ожидала. Он мгновенно отпустил меня и даже отступил на шаг, — Как ты можешь так говорить? Я же тебе объяснял, что дело даже вовсе было и не в ней, а просто все так запуталось…

— Леня, а если завтра она вдруг вернется к тебе, ты уверен, что не простишь ей все и не захочешь снова быть с ней? А что тогда буду чувствовать я? Понимаешь, есть женщины, для которых все это, что стакан воды выпить, но я не отношусь к таким. Ну, что я могу сделать?

Давай подождем с этим, пока я точно не буду знать, что тебе нужна именно я.

— Глупенькая, — очень серьезно сказал он, — да я с ума схожу от нежности к тебе, а ты этого не видишь.

Ну, вот и все. После этих его слов я почувствовала, что готова на все, что сделаю для него все, что он захочет, и буду ласкать его как угодно, только бы ему было хорошо. Я решительно шагнула к нему, но теперь уже он покачал головой и нежно поцеловав меня в висок, сказал:

— Ты права. Я никогда не захочу больше вернуться к ней, но я должен сначала доказать тебе это. Даже если я скажу тебе сейчас, что люблю тебя, ты мне не поверишь. Уж очень быстро все произошло. Но ты сама это увидишь, потому что мы с тобой теперь всегда будем вместе. Не нужно спешить, у нас с тобой еще много времени впереди.

— Да, — счастливо повторила я, — У нас с тобой еще много времени впереди.

И ни он, ни я тогда не знали, что у нас нет никакого времени впереди, что на часах уже без четверти восемь, и нам осталось быть вместе ровно пятнадцать минут. Никакое предчувствие не омрачало нашу любовь, таблетки были надежно спрятаны, я охраняла его, и совершенно счастливые, закончив мыть руки, мы, обнявшись, пошли в кухню.

— Между прочим, хоть ты и твердишь все время, что ты меня старше, опыта у меня побольше, чем у тебя, это я уже успел заметить, — самодовольно сообщил он мне по дороге.

— Это смотря какого опыта, — выкрутилась я.

— Любого. Люди называют опытом свои ошибки, а я называю опытом интуитивное познание жизни, — торжественно провозгласил он.

— Это сказал не ты, а Оскар Уайльд.

— Черт, все ты знаешь, — засмеялся он, — тебе нужно на руке сделать татуировку «Я все знаю».

— Как у Санди Пруэля?

— И это ты знаешь?

— Грин вообще мой любимый писатель.

— Мой тоже, — обрадовался он. — Ну, вот видишь, мы все-таки читаем одни и те же книги.

Слушай, а не устроить ли нам с тобой праздничный ужин по поводу нашей встречи? Мне мама там столько наготовила на два дня, а я ни до чего даже не дотронулся.

— Ну, вообще-то, я тоже сегодня ничего не ела, мне было не до этого.

— Ну, тогда гуляем. Что тут у нас в холодильнике?

Не знаю, может, его родители действительно не проявляли достаточной чуткости к его переживаниям, но о том, чтобы он не умер с голоду, они точно заботились.

— Смотри, сколько мама тебе всего наготовила. А ты говоришь, что она тебя не любит.

— Так я же не говорил, что она мне хавать не дает.

— Хавать, — презрительно сморщила нос я, повторяя грубое слово.

— Так, училка, — с наигранно свирепостью сказал он, — ты давай там своих учеников воспитывай, а взрослого мужчину не трогай. Лучше давай проверим, что у нас есть.

Проинспектировав наши запасы, мы остались очень довольны.

— Так, ставим все, потому как гулять, так гулять, а не гулять, так не гулять, — сказал он. — Накрываем в гостиной. Возьми вон там, в серванте скатерть, тарелки, в общем, будь как дома. С вином только, кажется, будет проблема. У меня отец не пьет.

— А ты?

— Я тоже, но сегодня у нас праздник. Ага, вот есть какая-то бутылка. «Каберне», так, нормальное вино, неси на стол и приходи за всем остальным.

— А ты что, интересно, будешь делать? — как ярая феминистка возмутилась я.

— А я подогрею курицу и нарежу хлеб. Не пропадать же чистым рукам. О, и котлеты еще нужно нагреть, видишь, львиную долю работы я взял на себя, как истинный офицер и джентльмен.