Ибишев - [38]
Огни Св. Эльма. Искрящийся огненный серпантин змеится наверх по железным лестницам и там, на самом верху, распадается на множество светящихся шаров. И рабочие в желтых касках, побросав работу, со страхом и восхищением смотрят на это чудо, столпившись у бетономешалки. И с треском взрываются прожектора и гаснут, окутанные облачками белого пара. И цветные лампочки на стреле крана лопаются одна за другой. И осколки стекла и искры сыпятся вниз и шипят на мокрой земле. И вся строительная площадка оказывается залитой неестественно ярким синим светом. И так продолжается до тех пор, пока шары на самом верху подъемного крана не начинают бесследно исчезать в черном небе.
Чудо длится всего минуту или меньше, но рабочие не хотят возвращаться к работе. Они боятся. Всегда улыбчивые турки подавленно молчат. Главный инженер стройки, бородатый англичанин в очках — Джэф Марин — объявляет перерыв до утра. Из строя вышли все прожектора.
По контракту гостиница должна быть закончена до нового года.
Примечательный факт: на следующий день после фейерверка на строительной площадке свернулось и прокисло все молоко в городе. Даже то, что было пастеризованным…
В ночь с четверга на пятницу на скалы выбросило сухогруз.
Давно списанный корабль–призрак, оранжевый от ржавчины, с наглухо заваренными трюмами лежит, накренившись на левый бок. Ни винтов, ни двигателя, ни якорных цепей. Огромные волны цвета темного серебра с грохотом разбиваются об его выставленный борт. Скрежет металла и напряженное гудение пустых трюмов, многократно усиленные ветром, доносятся даже до центра города.
Агония корабля–призрака продолжается и днем, и ночью.
Накануне того дня, когда на скалы выбросило сухогруз, Черная Кебире проснулась в своей спальне от невыносимой головной боли.
Боль такая, будто кто–то длинными раскаленными иглами насквозь протыкает виски. Кебире лежит в кромешной темноте. Одна на огромной арабской тахте с резным изголовьем. Рядом с тахтой на тумбочке в бронзовой пепельнице дотлевают йеменские благовонные палочки. Кебире прислушивается к завыванию ветра за окном. Жалобно дребезжат стекла. Она достает из–под пуховой подушки мешочек с высушенным миртом и, глубоко вдохнув его священный аромат, пытается отогнать боль. Но раскаленные иглы продолжают сверлить мозг. Кебире облизывает сухие губы и садится на постели. Боль становится невыносимой. Нащупав ногой тапочки, она надевает их и встает. На ней шелковая ночная рубашка с прошвой. Несмотря на то, что в комнате жарко натоплено, Кебире знобит. Она надевает халат. Подходит к окну, выходящему на улицу, и отодвигает плотную штору.
Ветер со скрипом раскачивает фонарь в железной сетке, висящий в проеме каменной арки. Желтый сноп света мечется по асфальту между безобразными тенями стонущих деревьев. Кебире стоит, прижав лицо к холодному стеклу, и изо всех сил превозмогая острую боль, всматривается в насыщенную темноту.
Она видит призраков, медленно плывущих над землей. Их белые лица сосредоточены и неподвижны. И все они, не мигая, смотрят на гадалку стеклянными глазами. Бесплотные, почти не отличимые от теней, они отслаиваются от темноты и зависают прямо напротив окна. Их становится все больше и больше. Постепенно они заполняют всю улицу, сад, крыши соседних домов. И через несколько минут их уже сотни, тысячи. Покачиваясь в порывах ветра, который несет мусор и желтые листья прямо сквозь них, призраки, не отрываясь, смотрят на гадалку, и Кебире, задыхаясь от ужаса, пятится в глубь комнаты и падает на колени, и, закрыв глаза, молит тысячеглазых ангелов неба избавить ее от наваждения.
Призраки рассеиваются лишь с рассветом.
Были и еще знамения, возвещающие рождение Оборотня. Самые разные и самым разным людям. Их было так много, что, в конце концов, многие свыклись с неизбежностью его появления…
И он явился, сияющий и беспощадный, как и было предсказано, в черном плаще, расшитом золотом…
24 октября в районе портовых доков, приблизительно между пятью и шестью вечера, пропала первая девочка. Она отправилась в булочную и домой не вернулась.
В июне ей исполнилось полных одиннадцать лет.
Вот, улыбаясь, она стоит рядом с разлапистой пальмой на городском бульваре. На заднем фоне виден кусочек набережной и моря. Солнечный день. В руках плюшевая собака. На ней синие джинсы и красная майка. Под майкой — начинающая формироваться грудь. Фотографию в течение минуты показывают по местному телевидению, сразу после передачи о встрече Салманова с какими–то бизнесменами из Великобритании.
Поиски начались только после десяти часов вечера.
Мужчины из соседних домов вместе с отцом девочки обыскивают улицы, прилегающие к докам, пустыри, склады, тупики. Позже к ним присоединяются полицейские с ручными фонариками и рациями. Они разбиваются на группы и вновь прочесывают весь квартал, начиная с девятиэтажки на улице Мамедъярова до самых доков.
Несмотря на поздний час, в квартале почти никто не спит. В домах горит свет. Женщины прильнули к окнам. У дверей булочной собираются соседи и молча наблюдают за тем, как молодой капитан полиции, сидя на табурете, записывает показания хозяина магазина. По его словам, девочка купила две буханки хлеба и сразу же ушла. Было это где–то в половине шестого.
В новом же романе Таир Али ищет и находит корни выживания лирического героя своего произведения, от имени кого ведется повествование. Перед нами оживают в его восприятии сложные перипетии истории начала прошлого столетия и связанной с нею личной судьбы его деда — своего рода перекати-поле. События происходят в Азербайджане и Турции на фоне недолгой жизни первой на Востоке Азербайджанской Демократической республики и в последующие советские годы.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.