Ибишев - [24]
В последние дни перед самым переворотом глава денизлинских революционеров Пашаев заперся в своем кабинете на втором этаже мэрии и погрузился в беспробудное пьянство. Он никого не принимал, не отвечал на телефонные звонки и не покидал кабинета даже по нужде, приспособив в качестве горшка большую керамическую вазу с ручками. У его дверей постоянно дежурили двое охранников, доставляющие ему еду и выпивку.
Тем временем из Баку поступали все более тревожные известия, и мэрия постепенно пустела. Первыми ее покинули заместители Пашаева. За ними последовали начальник финансового отдела и глава местной полиции. А уже к пятнице, после того, как подтвердились слухи о том, что по направлению к Денизли движется карательный пехотный батальон под командованием полковника Салманова — одного из героев переворота — вся ФНС-овская администрация, включая и личную охрану Пашаева, де–факто сложила свои полномочия и разбежалась. Последними здание мэрии спешно покинули ночные сторожа и дежурные полицейские.
В опустевших коридорах темно и душно. Во всем здании свет горит только в фойе и в кабинете мэра на втором этаже, где, запершись, продолжает упорно сидеть преданный своими сторонниками и парализованный страхом мятежный романтик Пашаев. На лестничных пролетах возле переполненных урн под ногами валяются сорванные со стен ФНС-овские плакаты. В незапертых кабинетах, обставленных новой импортной мебелью, в стеклянных шкафах и на столах сиротливо лежат невысокие стопки пыльных машинописных листов и худосочные папки с делами и циркулярами — пашаевская администрация так и не успела как следует обрасти бумагами. Массивная дверь в самом конце коридора, обитая железом и ведущая в узкую комнату, где еще утром стояли три недавно приобретенных для мэрии компьютера и лазерный принтер, взломана, а от всей оргтехники остался лишь кусок кабеля да пустые коробки…
Несмотря на поздний час, город не спит. Он ждет финала, неизбежной развязки, предсказать которую, учитывая сложившиеся обстоятельства, не составляет, в общем–то, особого труда. Но что–то уже очень давно сломалось в точном механизме вселенной. Добротные драматические сюжеты стали настоящей редкостью, а те, хорошо зарекомендовавшие себя в течение многих сотен лет, что еще имеются в наличии, в который уже раз оказываются либо безнадежно испорченными, либо того хуже — оборачиваются глупейшим фарсом. Так произошло и на этот раз.
Ровно за шесть часов до исторического входа в Денизли солдат Салманова, в половине второго ночи, трое неизвестно откуда взявшихся молодых людей в традиционных ФНС-овских пальто крадучись вошли в непривычно безлюдное фойе мэрии и поднялись на второй этаж. У одного из них в оттопыренном кармане пальто лежал заряженный газовый пистолет и три лимонки. Чтобы попасть в кабинет Пашаева, им пришлось выломать дверь. Он сидел на полу, забившись в самый дальний угол комнаты, и был немыслимо пьян и бледен. Стояло удушающее зловоние, источником которого была переполненная до краев керамическая ваза. Рядом с ней во множестве валялись пустые бутылки и кульки с мусором. На длинном полированном столе, заставленном тарелками с остатками еды и грязными стаканами, горками лежали хлебные крошки, яичная скорлупа и пепел. Увидев вошедших в кабинет людей, Пашаев быстро накрылся заранее снятым со стены трехцветным флагом и, стараясь придать лицу должное выражение, затянул осипшим голосом национальный гимн. Он был готов к смерти, и глаза его были открыты.
Дул знойный южный ветер. Полчища комаров монотонно звенели в зыбкой темноте пустынных улиц. Они шли в сторону пристани, где их должен был ждать рыбацкий баркас. Шли переулками, чутко прислушиваясь к тишине. Пашаева, который спотыкался на каждом шагу, пришлось поддерживать с двух сторон. Молодой человек с залысинами, идущий впереди, держал наготове газовый пистолет. Чтобы не попасть на освещенный бульвар, пришлось сделать солидный крюк через верхние кварталы и подойти к пристани со стороны старых складов. Где–то совсем рядом раздались одиночные выстрелы, потом еще. Кто–то закричал. Крыша одного из крайних складов затрещала, и в темное небо вырвался сноп огня. Они побежали к баркасу. Пелена едкого дыма потянулась в сторону города. Опять стали слышны выстрелы.
Цепляясь дрожащими руками за ржавые поручни, Пашаев с трудом поднялся на измазанную мазутом палубу. Заработал мотор, с грохотом поднялась якорная цепь, баркас осел назад и стал медленно отчаливать от пристани. На капитанском мостике загорелся фонарь.
Баркас, раскачиваясь из стороны в сторону, уходит все дальше в море, и Пашаев, глаза которого отчаянно слезятся от ветра, затаив дыхание, наблюдает за тем, как удаляющийся город за кормой неумолимо расплывается в густой темноте, постепенно превращаясь в хаотическое скопление желтых огней на черно–фиолетовом фоне.
Пашаева затошнило. Балансируя руками, он торопливо подошел к борту и перегнулся через край: его вырвало. Потом еще раз, и еще. И губы его пожелтели от желчи. И лоб покрылся ледяной испариной. В короткие промежутки между приступами судорожной рвоты, несчастный и опустошенный, он глотает знойный ветер, пропитанный запахом моря и мазута, и, задыхаясь, молится своему невидимому богу:«…я драгоценность в царстве Лотоса…»
В новом же романе Таир Али ищет и находит корни выживания лирического героя своего произведения, от имени кого ведется повествование. Перед нами оживают в его восприятии сложные перипетии истории начала прошлого столетия и связанной с нею личной судьбы его деда — своего рода перекати-поле. События происходят в Азербайджане и Турции на фоне недолгой жизни первой на Востоке Азербайджанской Демократической республики и в последующие советские годы.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.