И звуки, и краски - [32]

— Ну, ты, угодник чрева и прочих мест… — Хан посерьезнел. — Куда тридцать шесть наименований дел?

— Тебе по каждому или обо всех сразу?

Хаско Хан вздохнул и с силой потер лоб. Игра на уровне их отношений теряла смысл.

— Ладно… Скажи, все-таки, что можно сделать?

— Для начала отказаться от космической программы.

— Не могу!

— Тогда сократить аппарат.

— Не могу.

— Тогда ввести расслоение по квалификационному признаку. Пусть те, кто достигает высшей производительности труда, имеют гарантированное обеспечение.

— Что значит, гарантированное? Ведь мы и так награждаем тех, кто преуспевает в работе на благо Режима?

— «Гарантированное» как раз и означает однозначно определенную связь между деятельностью — объемом и качеством — и результат для производителя.

— Но…

— …Без холуев, без прислужников, без «мы еще посмотрим». Напрямую.

— Но ты же не дурак, Лун… Ты же понимаешь, что в той системе, о которой ты говоришь, нам с тобой нет места. Круговорот воды в природе осуществляется без участия Комиссии по Контролю.

— Хан… откажись хотя бы от части космической программы. Я тебе верну в потребительскую сеть по сто наименований за каждую не построенную лазерную платформу…

— Не могу, Лун, не проси.

— Тогда и ты, Хаско, не проси… А что касается места… Место для нас с тобой всегда найдется… На карьере. Хотя вряд ли… Я думаю, что в телей нас с тобой превратят несомненно. Но на карьер не пошлют. Посадят по вольерам. И станут возить по городам. Впереди процессии будут бежать мальчишки и кричать: «Хранителей везут! Хранителей везут!»

— Славно ты все придумал, Лун… Но как насчет того, чтобы оттянуть этот чудесный миг?

— Тем и занят.

— Ну вот видишь, оказывается, мы работаем заодно и в общих интересах.

— При небольших расхождениях в позициях.

— Лун… Я не просто Хранитель Покоя… Я хранитель твоего покоя…

— Хан… надо ли повторять, что я не просто могущество, а твое могущество?

— Ковать могущество — не руки кровавить… Тут и поучить потянет. Дорогой ты мой… Да может я больше, чем кто-либо другой не хотел бы крутить эту мясорубку.

— Ну…

— Вот те и ну… Нету другого пути… Нету!

— Но это же путь в пропасть, Хан…

— Это твое дело выбрать такой путь, который не вел бы в пропасть.

— Путь, который не ведет в пропасть — это путь активизации народа. Пока еще хоть кто-то остается нормальным в этом огромном сумасшедшем доме, нужно снять решетки и открыть двери.

— Но ведь ты же прекрасно понимаешь, что тогда посадят за решетку и закроют двери за нами…

— Хан… Сверни космическую программу…

— Да не могу я, не могу! — заорал Хан, сжав кулаки. — Система, внутри которой страх, и внешние отношения устанавливают на основе страха! Нас с тобой завтра…

Он не закончил. Оба Хранителя тяжело дышали и смотрели друг на друга исподлобья.

— Ответь мне, где твоя ошибка, Хан? Неужели и ОНИ хотели этого?

— Я думаю, что нет.

— Тогда почему?

— Нельзя идти против природы. Ответ один, вариаций множество. Общество — тоже часть природы. И жестоко оно не больше и не меньше, чем природа. А мы навязали ему равенство. А чтобы утвердить это, потребовалась еще большая жестокость. Посчитал я — сто пятьдесят миллионов ведер.

— Чего?

— Крови. Таков общий счет. Скажи, я похож на вурдалака?

— Если в профиль, то похож.

— Именно в профиль. Вчера имел счастье — полотно живописное видеть: на одном берегу мясорубка гигантская. В нее, в мясорубку эту — толпы народа направляются. А из мясорубки — потоки крови — озеро наполняют. А на берегу — вся наша компания — я как раз в профиль. Морда в крови — оторвался, смотрю, как мясорубка работает.

— Смельчак, однако, художник-то?

— И я так думаю, что смельчак.

— Отрисовался?

— Да почти было… Но есть у нас покровитель врагов Режима Пойко Пон… Слыхал о таком?

— Как не слыхать. Брехло известное.

— Ну вот… попроси у него художника, пусть он тебя нарисует. Идейку ему подсунь, с клетками и ребятишками… Вдохновляющая идейка… Забыл как зовут художника. Вар вроде. Борко Вар, точно. Вот так… — Хан поднялся из-за стола. — А насчет того, откуда резервы почерпнуть — подумай. Мы же с тобой еще не тели.

Хан выключил изображение и вызвал Денко Дана.

* * *

Какое особое чувство простора у летного поля! Запах топлива — запах могущества. Беско вытаскивает парусиновое кресло на край летного поля и прогоняет всех с глаз долой. Охранники не уходят. Они служат Лену, но не подчиняются ему. Хотя и идут навстречу пожеланиям — исчезают с глаз — залегли метрах в двадцати сзади Беско. Тяжелая работа у ребят! Не то что смерть, а даже небольшое увечье у подопечного — для них скорее всего — лишение памяти. Норма отношений по циркуляру — первой категории.

Осеннее солнце неяркое, негреющее… Ветер с поля, пахнет желтыми цветами. Хочется уйти, лечь на сено и смотреть на небо. Но нужно работать. Самолета еще не видно, но он уже нащупал его в пространстве. Гигантские руки его, обретшие в процессе тренировок чувствительность и гибкость, ощутили далеко-далеко над лесом большую птицу.

Лен потягался силушкой и с самим самолетом — потаскал его за нос, ощутив почти физическую истерику бортовых компьютеров. Потом внимание Лена переместилось в кабину самолета. Он нащупал ручку. Давая понять, что уже незримо присутствует в кабине, он покачал самолет с крыла на крыло. Летчик некоторое время интенсивно сопротивлялся. Беско показал пределы своей силы, и летчик затих. Самолет «посыпался» из стратосферы, одновременно заходя на посадку.