И звуки, и краски - [16]

Если я чего-то не успеваю, ждите! — приказывает Беско — Потому что дальше уж дверь во двор. — Он кивает головой сторону окна, откуда видна эта дверь, ведущая во внутренний двор тюрьмы. — А дальше — ворота. Пока зенитный лучемет не окажется в руках Гойко, я, — Беско показывает свои руки, — помогать вам не смогу. Рассчитывайте только на себя. А когда отдам зенитку, стану помогать. Ну там… толкнуть, за ствол дернуть…

Вся компания смотрит на руки Беско с суеверным трепетом.

— Как только прорветесь во двор, я бы мог заняться воротами, — предлагает он.

Гон качает головой.

— Не надо. Если зенитка исправна, она вынесет любые ворота. С косяком.

Все готово. Но Беско ничего не может сделать с дверями… Чтобы их открыть, нужно либо взять связку ключей у дежурного по этажу, либо… либо… Беско в очередной раз запускает мысленные руки в замок и пытается пошевелить тяжелый засов. Тщетно.

Уголовники, услышав позванивание пружин замка, встают в стойку охотничьих псов перед дверями. Они окончательно убедились, что что-то происходит. Но что? Эти трое смертников задумали побег. Но причем тут этот пацан? Ему-то ничего не угрожает… причем тут он? А в то же время очевидно, что именно он находится в центре каких-то невидимых событий.

Гойко вопросительным кивком в сторону уголовников спрашивает Беско: «Что делать с этими?»

Беско машет рукой.

— Все будет нормально. Я уговорю господ не вспоминать этот вечер…

Началось!

Во рту Беско пересыхает так, словно ему приходится бежать самому.

Троица, глядя на изменившееся лицо Беско, сползает с нар, устремляется к двери, напряженно прислушивается.

Когда в камеру входят охранники с лучеметами наперевес, трое уже готовы. Ко всему. Зачитывается приговор суда Хранителей.

«…Лишить памяти! Лишить памяти! Лишить памяти!» — звучит троекратно.

Приговоренные поворачиваются к остающимся в камере — прощание. Это разрешается. Даже поощряется. Всякая театральность на пользу дела. Беско обнимают все трое. Последний — Гойко Гон. Его щетина обдирает лицо Беско. «Не брили в последний-то день!» — мысль совершенно глупая, и Беско гонит ее прочь.

Уголовники в последний момент — как в старинных фильмах. Само благородство. Жмут руки троим и прочувствованно трясут головами. Уши и у того, и другого, как у свинки Хомус, торчком. Звенят наручники. А вот этого допускать нельзя! Началось! Господи… ну откуда тут этот дежурный? Конечно же, видит, как бросается Витко к ящику с песком. Вот она — человеческая реакция! Дежурный даже не понимает, что происходит! Он продолжает видеть то, что должно происходить! Заключенные должны идти впереди конвоя, заложив руки за спину.

…Да… Гойко Гон — серьезный человек. Охранник опускается на колени и пытается вытащить нож из груди. Гойко Гон рвет с его шеи пулемет.

Эх, Рыжий ты, Рыжий… Кто же тебя вынес в этот миг на этаж? Уж лучше бы тебе оказаться тугодумом! Но он вскидывает лучемет, и из груди бегущего Витко вырывается сноп огня.

Рыжий попадает точно в позвоночник. Витко еще бежит, переламываясь пополам, но ноги уже отстают от тела… Его заносит, и переломившаяся фигурка, словно глиняная, ударяется о бетонную колонну.

Беско, запоздав на доли секунды, ударяет по руке Рыжего, и лучемет, вылетев из кисти, исчезает в пролете между этажами.

Оператор склоняется над Витко… Нашел время! Наградив его тумаком, Беско возвращается к Рыжему. Булькая черной кровью, тот лежит на спине и невидящим глазом смотрит на низкий потолок коридора, сплетенный из канализационных и отопительных труб…

Эх, парень!.. Ты решил, что положение вещей таково, как это видно глазами деревенщины. Ты ввязался в нечестную игру, хотя, быть может, и не выдумал ее правил. Беда в том, что игра существует до тех пор, пока в нее играют…

Темный ствол с раструбом на фоне звездного неба. Никто не поставил на место гайку крепления? Нет… Где часовой? В противоположном конце крыши. Беско срывает зенитный пулемет с турели, несет его к краю крыши. От тяжести у Беско перехватывает дыхание. Только бы удержать! Вот оно — то окно! Стволом Беско с ходу ударяет в стекло и тут же чувствует, как Гойко Гон с другой стороны подхватывает зенитку.

Беско проходит сквозь стену и оказывается в узком коридоре одновременно с беглецами. Страшная вспышка зенитки в коридоре. Даже из окна камеры видно зарево, отразившееся на козырьке крыши. Остов двери, кувыркаясь, несется по двору и рассыпает по снегу искры.

Вот они! Пара смертников выбегают во двор… «Батюшки… — отчужденно думает Беско, глядя на них с высоты. — Они же раздетые!» Это внезапно представляется Беско ужасно смешным. Он начинает смеяться, сначала тихо, а потом уже во все горло… Вторая вспышка ярче первой заливает двор тюрьмы нестерпимым белым светом. Вынесенные вместе с бетонными основаниями ворота тюрьмы вылетают на улицу. Вот и все.

Беско кажется, что он сейчас умрет… Медленно он бредет от окна к нарам и слышит, как запоздало, угрожающе низко начинает ныть сирена. Тон ее повышается до пронзительного стона, а затем спадает.

Бред у него начался сразу, как только он упал на нары. Он увидел как дверь камеры открылась и вошел Гойко Гон.