И жизнь подскажет… - [15]

Хилари уже открыла рот, чтобы возразить, но Коннер не дал ей вставить ни слова.

— И не пытайтесь отрицать! Деньги — вот все, что ей нужно!

— Неправда! — отозвалась Хилари, из последних сил пытаясь сохранить спокойствие.

— Вот как? — Он поставил стакан и скептически поднял брови. — Разве она не послала вас ко мне просить денег?

— Да, но…

Коннер презрительно фыркнул, и девушка замолкла. Воцарилось молчание.

Но Хилари так легко не сдавалась.

— Нет. Она меня не посылала. Я сама решила поговорить с вами…

Кажется, он ее не слушал. Уставился в стакан с таким видом, словно в янтарной глубине его скрывались тайны Вселенной.

— Коннер, — начала она подчеркнуто спокойно, хотя и чувствовала, что еще минута — и сорвется на крик. Нет, она должна справиться с собой. Ради кузины. — Марлин хочет того же, что и все молодые матери. Ей нужны деньги, чтобы покупать необходимые вещи и игрушки для будущего малыша. Для женщины это такое волнующее время…

Коннер поднял глаза.

— Ерунда, — устало сказал он, и впервые за вечер Хилари услышала, как дрогнул его голос. — Марлин вышла за Томми ради денег, а теперь никак не может понять, что бесплатная кормежка окончена.

Бесплатная кормежка? У Хилари перехватило дыхание.

— Довольно! — Глубоко оскорбленная, она вскочила, едва не опрокинув кресло. — Прекратите обливать грязью мою кузину! Вы пьяны как свинья, иначе не решились бы произнести вслух такую гнусность!

Коннер раздвинул губы в улыбке, но ямочки на щеках не появлялись.

— Ну вот мы и дошли до слова «гнусный». — Он смотрел на нее, вызывающе вздернув подбородок. Лицо его, искаженное густой тенью, сейчас казалось незнакомым. — Думаю, вы правы — в трезвом виде я бы промолчал. Но правда, даже затаенная, остается правдой. — Он уронил голову на спинку кресла и закрыл глаза. — Бедняга Томми! Он был легкой добычей. — Коннер говорил как будто сам с собой, зажмурившись так крепко, что на висках натянулась кожа. — Несчастный, глупый мальчишка.

Хилари почувствовала, что сейчас закричит. Сжала руки в кулаки и сунула их в карманы.

— Хорошо, предположим, что Марлин вышла за вашего брата из-за денег. И где эти деньги? Где все, что она унаследовала?

Коннер открыл глаза, и на секунду Хилари показалось, что они влажны от слез. Но должно быть, игра света сыграла с ней злую шутку: в его голосе не слышалось и следа раскаяния или печали.

— Слава Богу, она не унаследовала ничего. У Томми не было своих денег. Отец оставил все мне, приказав заботиться о младшем брате. И хотите знать, почему? — с вызовом спросил он.

— Почему же?

— Потому что отец знал, что мир полон женщин, подобных вашей кузине. Жадных. Тщеславных. Безжалостных. Женщин, готовых выйти за человека из-за денег, а потом терзать и мучить его всю оставшуюся жизнь.

Хилари отшатнулась, словно от удара. Бледное лицо Коннера расплывалось перед ее затуманенным взором, но она не отводила глаз, глядя на противника с таким ужасом, словно он направил на нее пистолет. Душой ее владела одна мысль — бежать отсюда, выбраться из этого проклятого кабинета!

На пороге Хилари остановилась.

— Если вы действительно так думаете, — заговорила она, с отвращением чувствуя, как дрожит голос, — почему же вы не выставили Марлин за дверь?

Коннер рассмеялся коротким злым смешком.

— Неужели непонятно? У Марлин на руках козырной туз. Ей прекрасно известно, что, как бы она себя ни вела, я не соглашусь потерять ребенка. Ведь младенец, которого она носит, — это, может быть… заметьте, только может быть… единственное, что осталось от моего брата.

«Может быть»? Что он хочет сказать? Хилари схватилась за дверную ручку, у нее вдруг закружилась голова.

Коннер кивнул, барабаня пальцами по стенке стакана.

— А может быть, и нет. Может быть, козырной туз на деле окажется джокером, — произнес он задумчиво, словно разговаривал сам с собой. — Что ж, поживем — увидим.

Хилари не верила своим ушам. Нелепые ужасные обвинения и холодный, скучающий тон, каким они произносились, наводили на нее ужас. Бедная Марлин! Пройти через столько испытаний, чтобы в конце концов оказаться в руках этого бессердечного, бесчувственного…

— Вы хотите сказать, — начала она, сама не узнавая своего голоса, — что Марлин беременна не от вашего брата?

Коннер поднял удивленные глаза, словно только сейчас вспомнил о ее присутствии. Глаза у него покраснели, веки отяжелели и набрякли.

— А вы уверены, что это не так?

— Разумеется! — горячо ответила Хилари. — Марлин любила Томми. Она была его женой. Она… — Хилари запнулась, не найдя, что еще сказать. Подобный вопрос ей никогда раньше не приходил в голову. Это невозможно, просто немыслимо! — Я уверена в этом, — закончила она наконец, — потому что знаю Марлин.

Она ждала ответа, но Коннер молчал, глядя куда-то в сторону, молчал так долго, что ей стало не по себе. Во взгляде его не было ни гнева, ни скорби, ни даже тоски — только опустошенность. Глухое, беспросветное отчаяние.

Хилари знала, что означает такой взгляд. Так смотрела на нее Терри в больнице, куда ее доставили после неудачной попытки самоубийства. Мертвые глаза. И спокойный, ровный, тихий голос. Для Терри этот ужас позади. Она смогла побороть отчаяние и начала жизнь заново. Но Коннер… Что с ним? И что общего между тридцатитрехлетним преуспевающим бизнесменом и девочкой с разбитым сердцем?