И взошли сорняки - [27]

Уже в дверях я обернулась. И увидела, с каким остервенением он дует на свечу — та никак не хотела гаснуть. Сразу почему-то вспомнилось «Утро стрелецкой казни». Как догорит свеча — так и голову долой. А в нашем случае гасят огонь досрочно.

10. Воскресные визиты

Ждать не умею. Энергии во мне слишком много, бурлит и мешает. Японцы бы не одобрили. Во всяком случае, те, кого я читаю и цитирую.

А ждать непонятно чего — самое отвратительное. Босс так ничего и не решил. Два тягучих дня вызывали мысли о медленно ползущих языках лавы. Тихо ползут, по склону до самых низин. Но после них все черное и скучное.

Бабка Геннадьевна еще вчера покинула нас до понедельника — поехала к сыну в Нижний, за документами на дом. Хозяйственный отпрыск ее все бумажки хранил у себя. Мне пришлось еще раз подтвердить, что согласна. Стыда внутри скопилось столько, что можно было в нем плавать в спасжилете. Или попросту тонуть.

Но что делать? Иначе пришлось бы выметаться из Варнавина, а Юрий Михайлович все не может помножить два на два — уж очень получается неприглядно. Если он еще неделю будет мычать и телиться — придется ведь и впрямь дом купить. Интересно только, на что? Оставалось надеяться лишь на обычную волокиту со справками.

Впрочем, неделя — слишком много. По моим расчетам, уже сегодня лысый Фомич каким-то образом должен проявиться. Сказал же тогда, в подвале: «Даем три дня сроку, после чего хотелось бы иметь результаты».

На Босса было жалко смотреть. Раньше я думала, что «почернел лицом» — это литературный штамп, оказалось — правда. И речь не о загаре. Висело над ним что-то неуловимое, какое-то мрачное облако. Мне, во всяком случае, так почудилось.

Я даже потихоньку велела Олегу приглядывать за Юрием Михайловичем — как бы тот не вообразил, что самоубийство сразу поставит точку над «я». И осторожно намекнула Боссу, чтобы он не делал необратимых глупостей.

— Успокойтесь, Ольга Николаевна, — через силу улыбнулся тот, — суицида не будет.

Надо же — снова Ольга Николаевна. Раньше снисходил до Оли.

— Я ведь прекрасно понимаю, — убедительно доказывал он, — стоит мне нырнуть туда — и Савелий Фомич возьмется за всех вас. Посадит в оборудованную по последнему слову науки клетку и наймет шарлатанов, изучать ваши мозги. Откуда ему знать, что после моей смерти Сеть растает примерно за месяц? Без регулярной инициализации…

Но я все же беспокоилась. В отличие от Олега, стремительно растерявшего остатки серьезности. Мальчишка лукаво улыбался и уверял, что его интуиция подсказывает ему одно лишь хорошее. Что надо просто ждать и пользоваться моментом — то есть купаться и загорать.

Скрепя сердце пришлось ослабить узду. В конце концов, не могу же я всюду ходить с ним за руку — люди смеяться будут. А держать на привязи в доме — себе дороже. И так атмосфера накаленная, чреватая шаровыми молниями. Еще и с ним скандалить.

И потому эти два дня Олег всецело проводил на улице. Сдружился с местными пацанами, завоевал даже авторитет. И либо отрывался на пляже, либо носился с ними неизвестно где.

Был в этом свой плюс — если что, похитить на улице сложнее. Не такой человек лысый бандит Фомич, чтобы устраивать шумные скандалы. Вмешается же местная милиция. Кстати, не удивлюсь, если местные, в отличие от московских коллег, еще не коррумпировались до мозга костей. Все тут друг друга знают, перед людьми неудобно… Могут ведь и открыть стрельбу на поражение, а в итоге шум дойдет до областного начальства…

Но после ужина «племянник», обречено вздыхая, плелся решать задачи. Тут уж я была неумолима. Главное правило педагогики: грозишь — сделай.

Я как раз варила макароны, когда началось это.

Олега, слава Богу, не было, Юрий Михайлович давил раскладушку на веранде. Сонливость его меня поражала. Я даже с ней пыталась бороться, но получалось плохо.

Они появились внезапно — точно вылупились из жаркого, наполненного жужжанием мух воздуха. Ба, знакомые все лица. Савелий Фомич, филолог Толик. Стоя в дверном проеме, приветливо улыбались.

— День добрый, Ольга Николаевна, — поздоровался Фомич. — Кулинарите? А мужчины ваши где?

Я ощутила себя прямо-таки хлебосольной хозяйкой большой семьи, вроде той, из рекламы бульонных кубиков. Ну зачем больно-то делать?

— Может, и добрый, — хмуро откликнулась я, вспомнив неприветливую бабу с почты.

— На обед-то пригласите? — все так же по-дружески спросил Фомич.

— На вас не рассчитано, — указала я взглядом на шипящие макароны.

— А зря, — посерьезнел Фомич, — надо было рассчитывать. Знали же, что сегодня истекает третий день. Как успехи?

Я решительно выключила плитку. Не судьба дожарить.

— Понятия не имею, — что-то вязкое сковало мой язык, слова выползали с трудом. — Я изложила Юрию Михайловичу ваши требования, а также аргументы в их пользу. Дальнейшее зависит от него. Пока решения не принято.

— А вот и сам Юрий Михайлович, — фальшиво улыбнулся Фомич. Повернувшись, я увидела, как Толик ведет с веранды заспанного Босса. Вроде бы вежливо придерживает за локоть, но что это — болевой захват, понятно всем. Включая пьяных ежиков.

Босс не удостоил гостей приветствия. Хмуро взирал поверх их голов.