И взаимно притом - [11]
— Ааа, так это потому, что она замужем… вот что. Ну, ясно. Спасибо.
13 лет
С Ф не виделись неделю, и разговоры наши преисполнены взаимной нежности.
Ест клубнику. Поделись, говорю, ягодами со старушкой-матерью.
Не отрываясь от тарелки, наставительно:
— Александр Сергеевич Пушкин скончался примерно в твоем возрасте. И все говорили — какой молодой! какая безвременная смерть!
11 лет
— Я придумал историю про великих русских литераторов. Значит, так. Пушкина Дантес ранил, а Чехов с Булгаковым повезли его к себе в больницу. Они же врачи. Ну, пулю извлекли, но лежать долго. Возвращаются все к себе домой. Толстой по дороге говорит: как заместитель Пушкина, я пока буду тут главный. Смотрят — а у дома Дантес сидит. И спрашивает: ну, чо? Булгаков его хватает за шиворот: ах ты, сволочь, не смей сюда приходить! И в глаз его! А Дантес ему в челюсть — бац! Прибежал городовой, их разняли. А Булгаков за челюсть держится. Чехов говорит — дай посмотрю. Булгаков руку отводит, а там — рана!
Задумывается, замолкает. Молчит долго. Я, не выдержав:
— И что?
— А?
— Дальше?
— Ну, что. В больницу к Пушкину отвели, что.
Теория книг, сумерки стогов и другие важнейшие искусства
3 года
Смотрели Ла-Скаловский балет, «Ромео и Джульетту».
Шкет смотрел довольно вдумчиво, периодически спрашивая: «А ето она чего? а ето куда они посьли? а ето сьто он пъигаеть?»
Смотрит на Париса с Джульеттой:
— Ето сьто?
— Это, заинька, балет называется.
— Неть, не баеть, ето дядя и тетя.
— Ну да, а когда они вместе так красиво танцуют, это называется балет.
— Баеть, панятна.
Во время сцены в склепе, глядя, как Ромео страдает:
— А ето сьто?
— Это, Федь, он страдает.
— Патиму?
— Потому что у него любовь такая…
— Неть, ето ни юбовь, ето баеть.
4 года
Нас уже узнают в Третьяковке, где мы были третий раз за месяц. У шкета странный вкус. С моей подачи он наконец посмотрел «Явление Христа народу» (раньше игнорировал), но при этом так громко излагал свою версию евангельских событий, что какая-то экскурсоводица даже шикнула на нас, и мы ушли. Из зала Врубеля убежал. Долго-долго рассматривал: «Страшный суд» Васнецова, «Побежденные. Панихида» Верещагина, «Утро стрелецкой казни» Сурикова, «Иван Грозный убивает своего сына» Репина.
Рассматривал с комментариями:
— И цай заплакал — что жи я наделал? что я натворил? А все. Сын уже погиб, все.
Тут он замирает на секунду с воздетыми руками, в глазах слезы. Потом встряхивается — и деловито:
— Надо зеленкой помазать сына.
А трем богатырям и боярыне Морозовой он кланяется. Натурально — входит в зал и еще издали начинает кланяться.
5 лет
Опять побывали в Третьяковке. А там перестановка (перевешивание), и нет одной из любимых картин Ф — «Страшного суда» Васнецова.
И вот ходит он по залам галереи и подвывает жалобно: «Ну где же Ст'ашный суууд… Ст'ашный суд — гдеее?..»
В остальном обязательную программу откатали: Иван Грозный с сыном, богатыри-стрельцы-боярыни… Долго сидел перед «Явлением Христа народу», потом ходил вокруг, разглядывал эскизы и восклицал: «А вот! а вот эта голова тоже п'инадлежит этой кайтине!»
7 лет
Ходили на выставку Левитана в ЦДХ. Там среди прочего выставлены «Сумерки. Стога».
Ф увлеченно читал все названия. И вот:
— Мама! — кричит на ползала, — Идем смотреть картину «Сумерки стогов»!
4 года
Шкет рассказывает сказку про гадкого утенка. Близится кульминация и завершение. Он умело понижает голос, подпускает таинственности:
— И тут он пъевъятийся — (голос замирает, а потом — восторженно) — в ГАДКОВА ЛЕБИДЯ!!!
* * *
Ходит, что-то напевает. Не «Бременских музыкантов», более взрослое. Прислушиваюсь — Берковский, стихи Самойлова:
Собственно, получаются у него последние строчки:
— Он сибя ни пачиняить! Он сибя — (выразительная пауза) — ни пъядаёть!!! — (и мотает головой изо всех сил).
Недели через две лежал в кровати и полчаса перечислял то, что ему нужно подарить: яблоки и два мешка угля, паровоз и ружье («как зе я буду без юзья?»), черный бункер и стрелку (железнодорожную), яйцо, фонтан и свалку, две гитары — желтую и красную, барабан с палочками и трубу.
— И я буду игъять на тъюбе и буду сюбетсянц!
Что за «сюбетсянц» — мы долго не могли понять, а шкет безуспешно втолковывал.
— Ну сюбетсянц! Сюбетсянц! Сю-бет-сянц!!!
— Федь, ну что он делает-то хоть, объясни!
— Сюбетсянц… он ни сочиняит… запоёт…
— А! Шуберт Франц!
— Да, сюбетсянц!
6 лет
Посмотрел фильм про Пеппи Длинныйчулок. Не понравился. Теперь рассказывает сказку:
— Я шел по темному-темному дому. Зашел в темную-темную комнату. Там стоял темный-темный диван. Я отк'ыл его — а там лежит Пеппи. А рядом лежат ее чулки.
7 лет
Ф все лето по кругу смотрит «Трех мушкетеров». Досмотрит до конца — и снова начинает. Поэтому разговоры у него исключительно про мушкетеров.
— Я хочу быть всеми, кроме Портоса. Портос ведь что? не очень манерливый, правда?
или
— Эх, где бы мне достать кузину-белошвейку…
или
— Анна — королева Франции? а почему Австрийская? а почему брат у нее в Испании?
Попался на эту вечную удочку: сочувствует неверной жене и государственной изменнице.
Биография американского писателя Джеймса Фенимора Купера не столь богата событиями, однако несет в себе необычайно мощное внутреннее духовное содержание. Герои его книг, прочитанных еще в детстве, остаются навсегда в сознании широкого круга читателей. Данная книга прослеживает напряженный взгляд писателя, обращенный к прошлому, к истокам, которые извечно определяют настоящее и будущее.
Книга Радко Пытлика основана на изучении большого числа документов, писем, воспоминаний, полицейских донесений, архивных и литературных источников. Автору удалось не только свести воедино большой материал о жизни Гашека, собранный зачастую по крупицам, но и прояснить многие факты его биографии.Авторизованный перевод и примечания О.М. Малевича, научная редакция перевода и предисловие С.В.Никольского.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.
«Несколько лет я состояла в эзотерическом обществе, созданном на основе „Розы мира“. Теперь кажется, что все это было не со мной... Страшные события привели меня к осознанию истины и покаянию. Может быть, кому-то окажется полезным мой опыт – хоть и не хочется выставлять его на всеобщее обозрение. Но похоже, я уже созрела для этого... 2001 г.». Помимо этого, автор касается также таких явлений «...как Мегре с его „Анастасией“, как вальдорфская педагогика, которые интересуют уже миллионы людей в России. Поскольку мне довелось поближе познакомиться с этими явлениями, представляется важным написать о них подробнее.».
Книга рассказывает о жизни и главным образом творческой деятельности видного советского авиаконструктора, чл.-кор. АН СССР С.А. Лавочкина, создателя одного из лучших истребителей времен второй мировой войны Ла-5. Первое издание этой книги получило многочисленные положительные отклики в печати; в 1970 году она была удостоена почетного диплома конкурса по научной журналистике Московской организации Союза журналистов СССР, а также поощрительного диплома конкурса Всесоюзного общества «Знание» на лучшие произведения научно-популярной литературы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.