И взаимно притом - [10]
* * *
Ходит, бормочет себе под нос. Вылавливаю:
— … это будит сказка п'о петушка-топушка, куочку-топуочку и п'о цыплят-топотлят. Пойду скажу Пушкину, штобы написал такую сказку.
Уходит на кухню. Слышу: «Пушкин!..» — дальше бормотание.
* * *
Пересказывает своими словами «Сказку о царе Салтане»:
— И тут появилась эта цаевна… звезда вот тут! — (тыкает себя в лоб) — Как ее звали? Не помню. А! цаевна-гусь!
7 лет
Нужно почему-то было встать рано-рано, еще по темноте. Разбудила Ф в четыре утра. Заходит в ванную — глаза открыты, но не проснулся совсем. Чистит зубы. Вдруг, вынув щетку изо рта, торжествующе:
— Когда у Пушкина была дуэль с Дантесом, Пушкин не погиб сразу. Он прожил еще три дня и успел написать еще много-много книг!
8 лет
Обычно Ф начинает представление незаметно, но иногда я все же отслеживаю момент — когда все переключается с положения «реальность» на положение «игра».
Вот он ползал по участку, смотрел на жизнь муравьев. Потом ушел в сарай, взял там бамбуковую палочку тонкую.
Вышел. Ходит с нею. Изящно ходит. Палочку вертит. Я минут пять подождала (хоть он с самого начала ходил для меня; это тоже интересно — вроде и далеко, а вроде и в мою сторону), потом подошла:
— Здравствуйте.
— Добрый день! — (палочкой помахивает, лицом выражает).
— Вы кто?
Моментально, даже секундной паузы нет:
— Александр Сергеевич Пушкин.
— Куда идете?
— На свидание.
— С кем?
Делает стремительный и широкий шаг ко мне, берет мою руку, целует:
— С вами!
Еще один такой же шаг — и вдруг обнимает меня за талию.
Лицо при этом неописуемое совершенно.
Я только и могу, что невнятно покудахтать.
Потом начинаем прогуливаться по двору. Под ручку.
Я, светски:
— Как поживаете?
— Хорошо.
— Что пишете?
— Стихи пишу. Поэзию.
— А почитаете что-нибудь?
Откашливается. Громко:
— Мороз и солнце! День чудесный!… — а дальше тихо, подборматывая, — И небо голубое… и листья шуршат… Ели стоят. И это все природа. Вот!
Отбрасывает в одну сторону тросточку, в другую — воображаемый цилиндр, орет:
— А теперь я иду купаться! — и бежит к бассейну, на ходу снимая майку.
«Акулина! друг мой, Акулина!»
* * *
Поругались, он торжественно поднимает палку с земли:
— Я вызываю тебя на дуэль! Чур я Пушкин, ты Дантес!
9 лет
Были в музее Пушкина на Пречистенке.
Подходим к знаменитому акварельному портрету Натальи Николаевны.
Я говорю — смотри, какая красивая.
Ф кивает.
Комментирую: считалась первой красавицей своего времени и своего круга.
Ф:
— А кто считается первой красавицей нашего времени?
Крепко задумываюсь.
Ф вдруг, совершенно серьезно:
— Я думаю — ты, мам.
(За день до этого он мне отвесил еще один подобный комплимент, но в куда более сомнительном антураже. В винном отделе супермаркета. Огляделся и сказал: из всех людей здесь — ты самая красивая.)
10 лет
Принес рисунок. Бумага, цветные карандаши. Некий дом с красными полосками из крыши, рядом человечки, у одного в руках что-то, напоминающее топор. В доме окно, в окне еще человечки с открытыми ртами.
Сурово:
— Догадайся, что это.
Я напряженно думаю и, зажмурившись, спешно предполагаю:
— «Дубровский», пожар в Кистеневке.
Он кивает и еще более сурово говорит:
— А в школе некоторые сказали — волосатый дом.
Потом кричит из своей комнаты:
— Найди мне подлинные изображения Дубровского! Я хочу сравнить со своим!
* * *
Три чудесных дня в Пушкинских горах.
Блаженство Ф омрачает только приблудный и (действительно) довольно неприятный кот, все время отирающийся около нашего крыльца.
Слышу из дома, как Ф кричит ему:
— Уходи отсюда! Тут даже дуба нет!
11 лет
Пришел ко мне с томом Пушкина (когда я такое пишу, мне хочется саму себя осадить; цитируя того же Александра Сергеевича: «Сбавьте! сбавьте!»). Попросил прочитать «Моцарта и Сальери». Прочитала. Выслушал.
Чтоб уравновесить. После этого он собирал Лего и пел на мотив «Джингл беллз» песню — школьный хит: «Клей Момент, клей Момент, самый лучший клей, ты в трусы его налей, будет веселей, хей!».
* * *
Обсуждали, что бы нам почитать вслух. Остановились на «Выстреле».
Ф:
— Хотя я в целом представляю, в чем там дело. Фильм смотрел, правда, уже давно. Там дуэль, потом этот, как его, такой смелый, с итальянским именем… Фрунзе?
Бедный Сильвио!
12 лет
Возвращаюсь домой поздно, Ф уже в кровати, читает «Арапа Петра Великого». Когда-то — когда я еще читала ему вслух — мы его начинали, но не пошло. Долгую историю про связь с графиней я тогда пропустила.
Ф:
— А, хорошо, что пришла, у меня как раз вопрос есть. Вот это — это про что?
Зачитывает: «Новое обстоятельство еще более запутало ее положение. Обнаружилось следствие неосторожной любви. Утешения, советы, предложения — все было истощено и все отвергнуто. Графиня видела неминуемую гибель и с отчаянием ожидала ее».
Говорю — ну как же. Графиня беременна.
Ф, с лицом непроницаемым:
— Ну, и?
— И отец ребенка, скорее всего, Ибрагим.
— И?
— А он арап. Темнокожий. Ребенок, возможно, тоже будет темнокожий, а графиня…
Но тут Ф взрывается:
— И вот поэтому? Да что ж такое?! что за расизм? ну и темнокожий, и что ужасного?
Я ему — тшш, тшш, тут беда-то в том, что графиня замужем. И откроется ее неверность, вот что ужасного.
Ф, моментально теряя интерес к теме:
Биография американского писателя Джеймса Фенимора Купера не столь богата событиями, однако несет в себе необычайно мощное внутреннее духовное содержание. Герои его книг, прочитанных еще в детстве, остаются навсегда в сознании широкого круга читателей. Данная книга прослеживает напряженный взгляд писателя, обращенный к прошлому, к истокам, которые извечно определяют настоящее и будущее.
Книга Радко Пытлика основана на изучении большого числа документов, писем, воспоминаний, полицейских донесений, архивных и литературных источников. Автору удалось не только свести воедино большой материал о жизни Гашека, собранный зачастую по крупицам, но и прояснить многие факты его биографии.Авторизованный перевод и примечания О.М. Малевича, научная редакция перевода и предисловие С.В.Никольского.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.
«Несколько лет я состояла в эзотерическом обществе, созданном на основе „Розы мира“. Теперь кажется, что все это было не со мной... Страшные события привели меня к осознанию истины и покаянию. Может быть, кому-то окажется полезным мой опыт – хоть и не хочется выставлять его на всеобщее обозрение. Но похоже, я уже созрела для этого... 2001 г.». Помимо этого, автор касается также таких явлений «...как Мегре с его „Анастасией“, как вальдорфская педагогика, которые интересуют уже миллионы людей в России. Поскольку мне довелось поближе познакомиться с этими явлениями, представляется важным написать о них подробнее.».
Книга рассказывает о жизни и главным образом творческой деятельности видного советского авиаконструктора, чл.-кор. АН СССР С.А. Лавочкина, создателя одного из лучших истребителей времен второй мировой войны Ла-5. Первое издание этой книги получило многочисленные положительные отклики в печати; в 1970 году она была удостоена почетного диплома конкурса по научной журналистике Московской организации Союза журналистов СССР, а также поощрительного диплома конкурса Всесоюзного общества «Знание» на лучшие произведения научно-популярной литературы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.