...И вся жизнь - [10]

5

Жизнь убеждает в непостоянстве человеческой натуры. Несколько дней назад в «Красном знамени» меня приводила в уныние пачка собкоровских статей, сотни ежедневно поступающих писем. К редакционным «планеркам» в секретариате готовился, как к сражению. Каждую лишнюю строчку на полосе приходилось вырывать зубами.

— Газета не резиновая! — эту фразу до того часто повторяли, что она не задевала сознания.

Как бы я радовался, если бы мог сегодня произнести ее на совещании в «Заре Немана»! Я на «планерке» взывал:

— Давайте материал. Газета не может выйти с белыми пятнами.

К вечеру мы посылали в типографию заметки, написанные от руки. С пылу-жару. Быстрее, быстрее, пока работают линотипы. Хочется изгнать из полосы устаревшие новости. Рождается первый номер «Зари Немана». Соколов переделывает вторую полосу. Он, хотя еще и нет приказа, цепко держится за секретарский пост. Пожалуй, опытнее Платова. Однако торопиться не стоит — время покажет.

В центре второй полосы Викентий макетирует письмо коллектива завода «Коммунар». Работники этого предприятия решили внести 41.420 рублей на строительство танковой колонны и авиационной эскадрильи. Цифра вызывает сомнения. «Правда» печатает письма некоторых колхозников. Они из своих трудовых сбережений отваливают по сотне тысяч.

Словно угадав мои сомнения, Викентий причмокивает языком и говорит, что невелика сумма, собранная рабочими. Начинаю спорить. Убеждаю фактически не его, а себя. Надо привыкать к местным условиям. Предприятия кустарные, и те в большинстве разрушены. Рабочих мало. Люди натерпелись во время оккупации. Нуждаются в самом необходимом. Откуда же у них возьмутся сбережения?

Даже в нашей скудной почте чувствуется, как поднимается к новой жизни освобожденный край. Уже отправлены в типографию заметки о начале театрального сезона. Правда, работают пока только польская музыкальная комедия и филармония. Еще информация: в городе восстановлен водопровод. Начали работать заводы, школы, университет, предприятия изготовили первую продукцию для фронта.

Друзья из фронтовой печати прислали несколько новых сообщений о боевых действиях, статью «Твой путь на Берлин, боец!» Название мне нравится. Хорошо бы его вынести над первой полосой. Высказываю свое предложение Соколову, он ворчит:

— Не зарывайся, старик. На первой полосе дадим приказ Верховного Главнокомандующего. Никакой отсебятины…

Викентий собирает в папку макеты, последние заметки:

— Ночью приходи в типографию, а сейчас поспи часок. Полосы будешь читать на свежую голову.

Викентий относится ко мне покровительственно, опекает.

Только снял с гимнастерки ремень, как в дверь осторожно постучали.

— Да-да!

Вошла Оля Разина. Она мне кажется похожей на Тамару. Разину приобщил к нашей редакции Виктор Урюпин. В Свердловске она была ретушером в фотоателье. В Принеманск приехала вместе с мужем — бывшим следователем Уральской прокуратуры. В Западную область его послали членом партийной коллегии при обкоме партии. Работа новая, незнакомая, и Разин сразу же уехал в Москву, чтобы получить инструкции. Ольга осталась одна в незнакомом городе, льнет к нашей редакционной братии.

— На какую должность ты ее готовишь? — спросил я у Виктора.

— Пригодится. Еще один винтик. Надо штат заполнять проверенными товарищами.

— Ладно, — согласился я. — Пусть работает в отделе иллюстрации. Будет ретушировать фото, заказывать клише, за порядком следить. Фоторепортеры и художники — народ неорганизованный. Как думаешь, справится с ними это милое создание?

— Не справится — уволим.

Я подписал приказ о назначении Ольги Андреевны Разиной исполняющей обязанности заведующей отделом иллюстрации. Ольга испугалась, замахала руками: — Не справлюсь, надо подождать, пока вернется муж.

— Ты комсомолка? — спросил я.

— Да.

— Какой же муж тебе разрешение должен давать? Комсомольская совесть разрешает — и ладно.

В дни вынужденного безделья мы несколько раз ездили за город. Неизменно рядом со мной в машине оказывалась Ольга. Об этом заботился Урюпин. В дороге мы, конечно, болтали, смеялись. Ни разу мы с Ольгой не оставались наедине. Мне хотелось этого, и я боялся. В «Красном знамени» мы руководствовались правилом: «Там, где работаешь, не ухаживаешь». Здесь, где редакция только рождается, это правило особенно следует помнить. Да и у меня заботы совсем другие. Тамара болеет… Странно, всякий раз, когда я вижу Ольгу, я вспоминаю о Томке.

— Я принесла клише, — сказала Ольга, остановившись на пороге.

— Везет нам сегодня, — обрадовался я. — Движок работает, клише готово. Заходи.

В комнате полумрак. Зашторивать окна не хотелось, зажигать карбидку — нельзя. Я подошел к балконной двери, стал рассматривать оттиски. Определенно я поступил мудро, что взял у фоторепортеров «Красного знамени» около полусотни снимков, сделанных в тылу и на фронте. При нашей бедности они всегда выручат.

Привстав на цыпочки, Ольга через мое плечо смотрит на оттиски. Я осторожно оборачиваюсь.

— Спасибо, Оля… Пойдем в типографию, проверим, работает ли движок.

— Пойдемте, — соглашается Ольга и, как мне кажется, облегченно вздыхает.

На улице Ольга говорит, что завтра из Москвы идет первый эшелон в Принеманск, едут семьи работников обкома и облисполкома. Может, с ними приедет и Николай. Впервые она назвала мужа по имени. Я думаю, что с этим же поездом может приехать и Тамара. В последнем письме она писала, что начала выходить из дома. Очевидно, бог с Арбата действительно хороший врач.