И все же… - [90]

«Слэйт», 11 октября 2010 г.

Роза Люксембург: Красная Роза [194]

С общепризнанным приговором идеологии XX века — заключающемся в том, что ее «тоталитарный» характер затмевает все мнимые различия «левых» и «правых» версий — мало кто захочет спорить. Действительно, даже сам термин «тоталитарный» был, вероятнее всего, придуман марксистом-диссидентом Виктором Сержем[195] для точного обозначения современной формы абсолютизма, фактически стремившейся к уничтожению частной жизни и индивидуального сознания. Как и с концепцией, так и с ее развитием: в своей ранней классической работе «Концентрационный мир» Давид Руссе предвосхитил образ «концлагеря», как места, где человеком повелевает избыток жестокого утопизма, независимо от провозглашенного характера режима.

Это сближение или схожесть не переходят автоматически в жестко детерминированную моральную равнозначность. Может быть, в ГУЛАГе сгинуло больше людей, чем в системе нацистских концлагерей, тем не менее выдающийся историк сталинизма Роберт Конквест, когда ему предложили вынести вердикт относительно двух систем, нашел преступления гитлеризма заслуживающими большего осуждения. На настойчивые требования обосновать свою позицию он ответил: «Я просто чувствую, что это так». Думаю, что интуиция многих морально чутких людей подсказала бы то же самое.

Другое различие можно обозначить так: у нас нет никаких реальных данных о сколь-либо «диссидентских» работах того меньшинства интеллектуалов, которые встали под знамена фашизма и национал-социализма. Действительно, изучение политических писаний Луи-Фердинанда Селина тут мало что дает, за исключением погружения в его болезненную одержимость порнографией насилия и расизма, не говоря уже об Альфреде Розенберге. Возможно, Мартин Хайдеггер и Джованни Джентиле и выстроили нарочито туманные турусы псевдоисторического оправдания культа национального превосходства, но те по большей части представляют лишь исторический интерес. А самое главное: абсолютно невозможно вообразить себе условия, при которых можно было бы критиковать Гитлера или Муссолини за предательство первоначальных идеалов созданных ими же самими движений. Их идеологии просто не допускали и исключали любые подобные непредвиденные стечения обстоятельств.

Вместе с тем, даже в топорной работе Ленина «Развитие капитализма в России», напротив, присутствует определенного рода разбор и анализ, с которыми бредни «Майн Кампф» сравнивать просто смешно. Кроме того, немало работ достаточно серьезного уровня, без изучения которых невозможно полноценное понимание современной истории, было написано целым рядом несогласных с Лениным марксистов. Среди этих марксистских интеллектуалов для меня наиболее блестящей — и неизменно притягательной — была и остается Роза Люксембург, родившаяся в Польше еврейка, бывшая самой харизматичной фигурой в социал-демократической партии Германии (СДПГ).

Первая книга Бертрана Рассела (выросшая из серии прочитанных в 1896 году лекций) была посвящена характеру этой исторической партии. Формально марксистская, на практике она обеспечивала миллионам рабочих и членам их семей нечто наподобие альтернативного общества внутри Германии: не просто профсоюзы, но ассоциации социального обеспечения, образовательные учреждения, лагеря отдыха и женские организации. Выступая с резкой критикой прусского милитаризма, она ощущала себя достаточно уверенно для того, чтобы в 1912 году заявлять, что в случае войны выступит с призывом к стачкам и протестам и приложит энергичные усилия для заключения союзов с братскими партиями других воюющих государств. Однако в августе 1914 года военная истерия оказалась так сильна, что большинство партии капитулировало и проголосовало за участие в крупнейшем за всю историю братоубийстве. (Ленина это настолько потрясло, что он поначалу отказывался верить, что СДПГ фактически сдала позиции.) Люксембург была одной из немногих руководителей партии, выступивших против кайзера, за что ее заключили в тюрьму. Основной корпус данного собрания ее писем относится к мрачному периоду лишения свободы и сильнейшей политической реакции. Неразбериха момента отразилась в ее письме от октября 1914 года, в котором она экстренно просит указаний относительно лучшего способа передачи информации Бенито Муссолини, абсолютно не ведая, что дотоле настроенный против войны редактор-социалист изменил прежним убеждениям и ступил на долгий путь превращения в правого фанатика.

Розу Люксембург, прихрамывавшую с детства, вышедшую замуж только ради получения гражданства и прославившуюся резкостью в спорах, легко представить неприятной и неженственной. Но из ее переписки видно, что она влюблялась, и страстно любила, и была женщиной, которую гуманизм, любовь к природе и литературе постоянно отвлекали от политики. В одном из писем к любовнику Хансу Дифенбаху (сгинувшему на Западном фронте), написанном в тюрьме города Бреслау[196] летом 1917 года, нежные и покаянные размышления о смерти родителей, несколько острых оценок в стиле Ромена Роллана, совет Дифенбаху прочесть «Юродивый Эмануэль Квинт» Гауптмана и пространные наблюдения о своеобразных повадках ос и птиц, сделанные из окна камеры. В другом, написанном раннее в том же году письме, адресованном ему же, привычная страстная увлеченность произведениями Гете и Шиллера и развитие яркой гипотезы о потенциальном феминизме Шекспира, опирающейся на образ несгибаемой Розалинды из комедии «Как вам это понравится». Любимым словом, которым она клеймила войну и развязавшую и ведущую ее военщину, было «варварский», и становится ясно, что для нее оно служило не просто заурядным пропагандистским лозунгом, а выражением глубокой убежденности в попрании и профанации самой европейской культуры. И она даже не подозревала, насколько была права.