И все-таки орешник зеленеет - [27]

— Почему вы не сказали мне об этом раньше?

Она смотрела на меня большими удивленными глазами.

— А я-то хотела доставить вам удовольствие, развлечь вас…

Совершенно просто она предложила разойтись. Никаких средств на свое содержание она не потребовала.

Разве я был более зрелым, когда женился на Жанне? Тогда я в первый раз встретил девушку столь же умную, как и привлекательную. Сначала я просто хотел быть ее другом. Потом в один прекрасный день мы сошлись, и я решил, что мой долг жениться на ней.

Ну а что касается Пэт…

Бедная Пэт! Я думаю о том, что сейчас она лежит на больничной койке в Бельвю. Она была натурщицей с великолепным телом. Она была американкой, а я в то время как раз «открывал» Америку…

Если бы я поглубже заглянул в себя, я, конечно, понял бы, что многие из своих поступков я совершал, желая увериться в собственных силах. Мужчины в присутствии других мужчин проявляют некоторую стыдливость, которую они теряют перед женщинами. Я никогда не спрашивал у своих ровесников, смущают ли их подобные мысли.

Мадам Даван приготовила мне серый костюм, довольно светлый для этого времени года. Обычно она сама выбирает мне по утрам одежду. И почти всегда удачно. Не нарочно ли она сегодня достала тот костюм, в котором я кажусь моложе и веселее?

Я в нерешительности. Она тоже и спрашивает взглядом моего одобрения.

— На улице как раз солнце… — говорю я, посмотрев в окно.

Я спускаюсь в контору, как всегда, в девять часов пять минут и сажусь разбирать почту: главным образом счета, просьбы о деньгах на различного рода благотворительность, письма профессиональных попрошаек, не понимающих, что при некотором опыте их можно узнать с первых строк.

Извещение о смерти. Сначала имя умершего ничего мне не говорит. Люсьен Лагранж скончался на восемьдесят седьмом году. Следует длинный перечень титулов и орденов.

В конце концов я вспоминаю, что он когда-то был управляющим Французским банком и что мы не раз с ним встречались. Я думал, он уже давно умер.

Достаю из ящика письменного стола записную книжку с адресами, в красном переплете. Я купил ее на бульваре Сен-Мишель, когда еще учился на юридическом факультете. С тех пор я не заводил другой. В ней имена тех, кто были моими друзьями, приятелями, просто знакомыми, имена женщин и номера их телефонов.

Каждый раз, как я узнаю, что кто-нибудь умер, я вычеркиваю его имя синим карандашом, и вычеркнутых имен теперь гораздо больше. Моя адресная книжка напоминает кладбище.

Сегодня я ее перелистываю. И вновь нахожу следы уже забытых мною людей. Некоторые, может быть, и не умерли. Просто исчезли из обращения, точнее, исчезли с моей орбиты.

У моих знакомых, наверное, как и у меня, тоже есть записные книжки, и однажды утром, получив извещение в черной рамке, они вычеркнут мое имя.

Лучше пойду-ка я в клуб. Гимнастика. Массаж. Немного плавания.

— У вас, но крайней мере, есть сила воли, — часто повторяет мне Рене. — Смотрите, в какой вы хорошей форме…

Он думает, что его слова доставляют мне удовольствие. Для меня же они означают, что, если бы я не принимал мер, я бы превратился в опустившегося старика.

Старик… Мальчишка… Зачем думать об этом?

На днях обязательно поеду за город. Я уже давно не видел полей, деревни, коров, проселочной дороги.

Случалось, прежде я велел отвезти себя за тридцать-сорок километров от Парижа. Просил Эмиля остановиться и шел пешком, куда глаза глядят. Иногда заворачивал в таверну и выпивал стакан легкого местного вина. На меня смотрели с любопытством, потому что видели, как я выходил из «роллса».

— На площадь Оперы, Эмиль…

Я хочу, чтобы вокруг меня была уличная толпа, хочу поглазеть на витрины. Тепло. Иду по улице Мира, где почти все те же магазины, которые я знаю всю жизнь.

Захожу в бар отеля «Риц» выпить рюмку портвейна, и бармен Жорж замечает:

— Давненько вы у нас не были.

Он приглядывается ко мне — не изменился ли я, не был ли болен.

— Вы все такой же! В полной форме! Совсем не полнеете!

Завтракаю один, подает мне мадам Даван. Я не ошибся сегодня утром. Между нами возникла какая-то неловкость. Я еще не знаю, как устранить ее и стоит ли ускорять события.

Любопытно, что эта неловкость возникла из-за Жанны. Она высказала свое предположение как бы невзначай, но, насколько я ее знаю, она никогда не говорит просто так.

Ложусь отдохнуть. Главное — ни о чем не думать. Только вспоминать какие-нибудь картины прошлого. Лучше далекого прошлого. Я предпочитаю картины детства, в особенности те, которые уже утратили отчетливость. В конце концов они мешаются, и это признак того, что я засыпаю.

Я удивился, увидев, что солнце заливает комнату. Мадам Даван, стоя у окна, поднимает шторы.

— По-моему, сегодня вы уснули, правда?

— Кажется, даже видел сон…

Напрасно я стараюсь его вспомнить. Но он был приятный.

— Вас ждут в гостиной.

— Кто?

— Молодая женщина, она просила доложить, что пришла Хильда.

Должно быть, Жак сказал ей, что легче всего меня застать после дневного отдыха.

— Она одна?

— Да.

Любопытно, но за последнее время я привык к неожиданностям. Я не тороплюсь. Я дорожу минутами, когда я пью кофе и смакую его маленькими глотками. Раз или два подхожу к окну.