И восстанет мгла. Восьмидесятые - [42]

Беспокоило мальчика то, что, со временем осмелев, подросший Блэк, стащив лапой через голову ненавистный ошейник, высвободившись, безрассудно убегал со двора на улицу. Пару раз он чуть не потерялся — соседи по уличному порядку ловили его и возвращали хозяевам.

Летом детсад опять прекратил работу, и Алеша целыми днями оставался дома один. Он уже почти не боялся — был занят: самозабвенно читал книжки, готовился к школе. Нужно было показать себя учителям с хорошей стороны с первых же дней, как советовала мама.

Сидя за высокой деревянной тумбой в спальне, служившей ему рабочим столом, над раскрытой книжкой о животных африканской саванны, мальчик заприметил в окно, что Блэк опять-таки вырвался на вожделенную свободу и радостно и бесшабашно носится вприпрыжку туда-обратно у палисадника. Родители запрещали ему выходить на улицу, оставляя растворенным дом, но Алеша решился быстро выбежать, поймать и вернуть во двор маленького беглеца.

Оказавшись снаружи перед домом, к своему ужасу, он вдруг увидел, что хулиган не просто безнадзорно бегает, а гоняется за напуганными цыплятами соседки, пожилой хромоногой женщины лет семидесяти. И довольно успешно гоняется: два курчонка со свернутыми шеями едва шевелились, лежа на боку и беспомощно подергивая куцыми крылышками.

Алеша насилу изловил вошедшего в охотничий раж щенка, схватил его за шкурку на шее, отнес домой, быстро запер за собой дверь в сени на крюк и посадил злоумышленника в закрытую терраску. Он не знал, как расскажет родителям о случившемся.

Спустя несколько минут мальчик заслышал стук ладонью в дверь сеней.

— Кто там? — спросил он настороженно. — Никого нет дома.

— Алешенька, внучек, — послышался знакомый голос пожилой хозяйки цыплят, чуть более елейный и вкрадчивый, чем обычно, — открой дверку, голубчик, мне маме твоей кое-что надо оставить.

Незнакомцу бы ребенок ни за что не открыл, но бабку Варю он давно знал: та разрешала им со Степой лакомиться приторной иргой и вяжущей черемухой, свешивавшимися иссиня-черным изобилием через ограду палисадника.

«Только на забор не лазийте — поломайте», — предупреждала она.

Алеша нерешительно снял крючок, и женщина медленно, хромая на обе ноги и тяжело покачиваясь из стороны в сторону на разбитых артритом суставах, вошла в сени, затворив за собой калитку.

— А собачка твоя где? — приветливо улыбаясь, погладила она его по голове жесткими пальцами.

— Не знаю, — беспокоясь о друге, солгал мальчик.

Но тут Блэк, заслышав голоса, принялся поскуливать и нетерпеливо скрестись лапами под закрытой дверью терраски.

— А, вон ты где, подлец! — протянула со злобным торжеством старушка и, не переставая улыбаться оробевшему ребенку, направилась к терраске. В руке у нее было деревянное топорище.

— Не надо, пожалуйста, не надо! — жалостно захныкал Алеша, пытаясь удержать ее за длинную байковую юбку.

— Я ему ничего не сделаю, немножко поучу — и все, — продолжая улыбаться спокойной улыбкой, бабка Варя вполовину отворила дверь, ловко схватила за загривок счастливо рванувшего было на волю озорника и, резко взмахнув правой рукой, с силой ударила его по голове обухом топорища.

Щенок пронзительно взвизгнул и всем телом начал отчаянно извиваться в воздухе. Но держала его старушка крепко. Второй удар с гулким звуком звенящего дерева — и опять по голове.

— Будешь курей душить, разбойник, будешь? — повторяла она, войдя в исступление, и снова безжалостно била, и била, и била. По голове, по челюсти, с треском по ребрам и позвоночнику.

Щенок еще визжал и извивался, но все слабее и слабее.

Алеша упал ничком на пол, забился в рыданиях и лишь молил: «Не надо! Пожалуйста! Не надо! Пожалуйста!..»

Отшвырнув изувеченного песика, как тряпку, в сторону, бабка Варя, не оборачиваясь на корчившегося на полу ребенка, все той же неспешной хворой поступью вперевалку вышла из терраски, прикрыла дверь сеней и похромала домой, неся в руке окровавленное топорище.

Возвращаясь с завода после первой смены, Панаров заслышал детский плач из терраски. Он похолодел, рванул на себя калитку и одним прыжком влетел в дом. Алеша лежал в сенях на циновке, лицом вниз, содрогаясь всем телом. Рядышком лежал окровавленный черный комочек и тихонько поскуливал.

— Сынок, кто это сделал? — закричал отец. — Сынок, кто это сделал?

Мальчик не мог говорить и дышал с трудом — судороги сжимали горло, живот скручивало в болезненных спазмах, грудные мышцы не слушались. Только сейчас Анатолий заметил, что Алешу вырвало, а на шортиках темнеет мокрое пятно.

— Скажи мне, что случилось, кто приходил? — выспрашивал он беспомощно.

Но Алеша лишь сильнее бился в безутешных рыданиях.

Панаров всерьез испугался, увидев, что губы сына синеют и он не может вдохнуть, хватая ртом воздух сквозь душившие спазмы.

Надежда, отпросившись с работы пораньше, прибежала домой почти одновременно с мужем, с натугой распахнула дверь и вскрикнула; сердце у нее сжалось.

— Что с ним?.. Алешенька! — бросилась она через ступеньки. — Ну успокойся, родной, я с тобой, все хорошо, успокойся, пожалуйста!

— Толя, что случилось? — прижимая к груди отчаянно рыдавшего ребенка, повернула она к мужу лицо с заволоченными слезой глазами.