«И вновь я возвращаюсь…» - [4]

Он снова подает рапорт по инстанции с просьбой перевести на службу в Сибирь, ждет в нетерпении, то сомневаясь, то вновь оживая надеждой, и уже почти не верит себе, читая приказ: «Штабс-капитан Пржевальский Н. М. причислен к Генеральному штабу с назначением для занятий в Восточно-Сибирский военный округ…»

Вот как будто бы и начинается то, к чему он столько готовился… Впрочем, как посмотреть: возможно, все это началось значительно раньше.

Долго, однако, не был он в Петербурге. Пржевальский хорошо знал и любил Москву, но город на Неве был ему все же ближе. Не было в нем вот той иногда ошеломляющей разницы с городами Европы, которую непременно ощущаешь в Москве. Но зато самобытна она и хороша…

А в Петербурге он впервые увидел Семенова-Тяп-Шанского. Сначала не слишком уверенно, но по мере рассказа загораясь и увлекаясь, Пржевальский изложил ему свой план экспедиции в Центральную Азию, Семенов молча кивал, внимательно слушая, согласился — да, Россия должна закрепить свои научные успехи, достигнутые в первых экспедициях в районы Центральной Азии. Сначала закрепить, а потом и расширить сферу исследований. Англичане давно уже рвутся в Центральную Азию, с другой стороны, подобные попытки предпринимали и немцы, а нам сам бог велел — у пас-то, считай, под боком она. Нельзя допустить, чтобы пас опередил кто-нибудь.

Семенов, прощаясь, пожелал удачи в уссурийской экспедиции, если, разумеется, Пржевальский сумеет ее снарядить. Уже потом как-то сказал про него: «Из талантливого молодого человека может выйти замечательный путешественник». Кажется, Пржевальский так и не узнал никогда, какое впечатление он произвел тогда на Семенова.

Захолустный деревянный Иркутск обескуражил Пржевальского. Так и написал о нем позже: «Иркутск — гадость ужасная…», но начальником Восточно-Сибирского округа здесь был генерал Б. К. Кукель, к которому в кармане Пржевальского лежало рекомендательное письмо от Семенова. И что, пожалуй, не менее важно, Кукель занимал еще пост председателя Сибирского отдела Русского географического общества.

Пржевальский верил, что ему удастся убедить генерала в необходимости экспедиции по Уссурийскому краю, а уж все остальное будет зависеть от него самого.

Генерал встретил штабс-капитана приветливо. Расспрашивал о Петербурге, лежащем будто за тридевять земель от Иркутска, о новостях в Географическом обществе и о Семенове тоже расспрашивал. Кукель обещает на два года отправить его в экспедицию.

Пржевальский счастлив в преддверии первой своей экспедиции. Целый месяц он копается в местной библиотеке Географического общества, приводя ее в порядок по просьбе Кукеля, а заодно и пополняя знания о природе Уссурийского края. Одновременно он снаряжает будущую спою экспедицию и ищет спутника, готового разделить с и нм тяготы странствий.

Он выбрал мальчика, сына ссыльной, шестнадцатилетнего Колю Ягунова, усердного и серьезного не по годам. Коля был неплохо знаком с топографией и через некоторое время вполне добротно стал препарировать. Он быстро привязался к Николаю Михайловичу, и Пржевальский платил ему тем же.

Ну вот теперь, кажется, все и готово: компас, маршрутные карты, термометры, ружья да четыре пуда дроби для них — в дороге придется самим кормить себя. Можно трогаться в путь.

За три дня до отъезда Пржевальский торопливо, волнуясь, пишет письмо другу Фатееву: «На меня выпала завидная доля и трудная обязанность — исследовать местности, в большей части которых еще не ступала нога образованного европейца. Тем более что это будет первое мое заявление о себе ученому миру, следовательно, нужно поработать усердно».

Что уж там говорить… Ничего волей случая не выпадало ему. Сам всего добивался. Сам отыскал свою звезду и поверил в нее. Свет ее отныне будет освещать его путь.

В конце мая 1867 года началась первая большая дорога. Вместе с Ягуповым и Николаевым добрался на почтовых он до Байкала, переправился на пароходе на другой берег, пересек все Забайкалье и в Сретенске, городишке, рассыпавшем свои дома по берегу Шилки, вновь пересел на пароход, идущий к Амуру.

И вот он стоит, оперевшись руками о поручни и слушая, как колеса звонко шлепают плицами по воде. Медленно отплывает, растворяется за кормой Сретенск, и с каждой минутой, кажется, приближается цель…

Да только не прошел пароход и ста верст, как напоролся на камни и получил большую пробоину. Пржевальский, в нетерпении ожидавший минуты, когда увидит Амур, берет лодку и, прихватив с парохода одного пассажира, на веслах пускается вниз по реке.

Его зоркий охотничий взор изучает гористые мрачные берега, зажавшие реку в теснине, внезапно открывающиеся небольшие луга, горные пади. Изобилие птицы пробуждает охотничий пыл, и он, ив в силах побороть искушение, то и дело заставляет повернуть лодку к берегу. Кулики, утки, черные аисты становятся его первой добычей… Эти несколько дней пути по быстрой Шилке для Случайного попутчика, которому неведома была охотничья страсть, превращаются в пытку.

В селе Хабаровке Пржевальский покупает большую лодку, нанимает гребцов-казаков и отправляется вверх по Уссури ровно через месяц после того, как лихая почтовая тройка вынесла его из Иркутска.