И власти плен... - [6]
— А я думала. И не стыжусь в этом признаться.
— То-то ты так тщательно записываешь имена всех, кому я оказывал услуги.
— Записываю. — Жена сказала это с вызовом. — Я хочу убедиться, плодоносит ли твоя порядочность. Если она не породила тебе подобного, зачем она?
Невероятно. Столько лет совместной жизни. Нелестное признание: я не знаю своей жены.
Она откинулась на списку стула. Мне показалось, вздохнула с облегчением. Лицо уже не выглядело озабоченным, нервным, морщинки разгладились, тень улыбки придавала лицу мечтательное выражение.
— В целом список внушительный. Шестьдесят семь человек. Не с пустыми же руками они придут. — Жена потянулась. — Знаешь, о чем я подумала?
— О чем?
— Духовности мало. Скажем, писатель, крупный актер. Честное слово, они бы украсили наше общество.
— Там есть редактор газеты.
— Твоей многотиражки, что ли? Смешно. Давай пригласим Дашевского. Помнишь, мы познакомились в санатории? Он по забывчивости дважды свою визитную карточку подарил. Он же известный поэт. Знаешь, это произведет впечатление. Представить его соответствующим образом, попросить прочесть стихи. Напрасно ты не поддерживаешь с ним отношений. С такими людьми…
— Некогда, Лида. Да и потом — они со мной поддерживают. Дашевский раз в месяц звонит обязательно. Последний раз просил дверные ручки отхромировать. Очень духовные потребности, очень.
— Напрасно ты так. У нас такая библиотека, а книг с дарственной надписью всего четыре. Честное слово, стыдно. И Пронин мог бы подарить, и Фаблов.
Уже середина дня. Уже нет ощущения, что это воскресенье. И все-таки насколько достоверны слухи, вот в чем вопрос.
Глава II
Толки о переходе Голутвина на другую работу возникали периодически. Скорее всего где-то наверху бродили соответствующие идеи: Голутвина то повышали в должности, то понижали и даже освобождали от обязанностей, отправляли на пенсию. В мире желаемого корабль начальника главка Павла Андреевича Голутвина сотрясали производственные и социальные бури, а в мире реальном дул постоянный бриз, и корабль шел, не меняя курса. Пенсионный вариант стал добычей слухов лишь в последнее время. Павел Андреевич Голутвин, как и все в этом мире, старел. Недостатка в информации у Павла Андреевича Голутвина, естественно, не было, и ему даже доставляло удовольствие обсуждать слухи о самом себе. Он делал это изысканно, вовлекая в подобное занятие самых близких ему людей. Его не беспокоила утечка информации. Эти люди были его людьми. С ними он вошел в историю отечественной индустрии, вместе с ними из нее уйдет (или в ней останется). «Как будет — на то воля утверждающих нас в должности и лишающих таковой», — мрачно шутил Голутвин.
Антона Метельникова возможно без преувеличения назвать любимцем Голутвина. Он был его выдвиженцем и, как казалось Голутвину, оправдывал надежды. Объединение шло в гору. Хотя и спады были, но взлетов больше. Нормальный ход событий. Вокруг имени Метельникова все время шли разговоры. Отголоски их доходили и до Павла Андреевича. «Хитер. Поступки непредсказуемы, к чинам неуважителен. В деловых контактах надежен, однако своего не упустит. Небескорыстен». Еще что-то о тщеславии, властолюбии. Голутвин, который сам пережил не один прилив и отлив человеческой молвы, будучи человеком постоянным и даже консервативным в своих воззрениях и симпатиях, к подобным слухам относился с недоверием. Лично он Метельникова ценил. Да и по себе знал хорошо: всякое неожиданное выдвижение воспринимается настороженно, дает повод для самых крайних предположений, слухов и суждений. «Люди не более, чем люди, — любил повторять Голутвин. — И каждый в среде слухов воплощает невоплощенное в жизни: казнит противника, возвеличивает друга в надежде, что друг не забудет того, кто его возвеличивал».
В кругу своих, и не только своих, Метельникова считали человеком Голутвина, а самого Голутвина — человеком Дармотова. И хотя Дармотов был уже на ином витке спирали, более высоком и значительном, ничего примечательного в подобном откровении не было: всякий, кто получает самостоятельное дело, набирает команду, то есть формирует костяк людей, с которыми намерен продвигать и расширять это дело. С этого момента каждый из привлеченных считается его человеком, и где бы он ни появился, о нем так и будут говорить: «Вот идет человек такого-то, вам звонил некто, он из его команды». А если вас и не предупредили, не сочтите себя уязвленным, в том лишь признание: вы человек неглупый, догадаетесь сами.
Голутвин вел Метельникова, делал это продуманно, если не сказать — виртуозно. Он выделял из своего окружения несколько человек. Метельников мог быть пятым, десятым, двенадцатым, Голутвин мог даже забыть о Метельникове, и тогда обязательно находился кто-то, кто напоминал о нем. Напоминающий, конечно же, работал с Голутвиным не первый день, он тоже из поднаторевших. Он не говорил о Метельникове в лоб: дескать, забыли Метельникова. Упаси бог. Списки просматривались, доводились; выяснялось, что такое-то направление упущено, ссылались непременно на исходящий сверху документ, где подчеркивается возрастающее значение именно упущенного направления. При этом говорилась фраза, которая всегда обречена на успех: «Нас не поймут». Тогда и всплывала фамилия Метельникова. Говорилось примерно так: «Может быть, Метельников? Как-никак ведущее объединение. Интересно и продуктивно работают с новой техникой». Не «предлагаю Метельникова» или «рекомендую Метельникова», а так вот, с сомнениями, в состоянии внутреннего борения: «Может быть, Метельников?» Голутвин морщится, крутит головой. Это тоже не просто так. Это как подтверждение. «Я разделяю ваши сомнения. И если вы уверены в Метельникове, то должны меня убедить. Вы же видите, я не говорю «нет». Инициатива должна исходить от вас. Убеждайте». И напоминающий, он знает правила игры, начинает раздумчиво, по кирпичику подводить под Метельникова пьедестал.
«Сейчас, когда мне за 80 лет, разглядывая карту Европы, я вдруг понял кое-что важное про далекие, но запоминающиеся годы XX века, из которых более 50 лет я жил в государстве, которое называлось Советский Союз. Еще тогда я побывал во всех без исключения странах Старого Света, плюс к этому – в Америке, Мексике, Канаде и на Кубе. Где-то – в составе партийных делегаций, где-то – в составе делегации ЦК ВЛКСМ как руководитель. В моем возрасте ясно осознаешь, что жизнь получилась интересной, а благодаря политике, которую постигал – еще и сложной, многомерной.
Куда идет Россия и что там происходит? Этот вопрос не дает покоя не только моим соотечественникам. Он держит в напряжении весь мир.Эта книга о мучительных родах демократии и драме российского парламента.Эта книга о власти персонифицированной, о Борисе Ельцине и его окружении.И все-таки эта книга не о короле, а, скорее, о свите короля.Эта книга писалась, сопутствуя событиям, случившимся в России за последние три года. Автор книги находился в эпицентре событий, он их участник.Возможно, вскоре герои книги станут вершителями будущего России, но возможно и другое — их смоет волной следующей смуты.Сталин — в прошлом; Хрущев — в прошлом; Брежнев — в прошлом; Горбачев — историческая данность; Ельцин — в настоящем.Кто следующий?!
В своих новых произведениях — повести «Свадебный марш Мендельсона» и романе «Орфей не приносит счастья» — писатель остается верен своей нравственной теме: человек сам ответствен за собственное счастье и счастье окружающих. В любви эта ответственность взаимна. Истина, казалось бы, столь простая приходит к героям О. Попцова, когда им уже за тридцать, и потому постигается высокой ценой. События романа и повести происходят в наши дни в Москве.
Новая книга Олега Попцова продолжает «Хронику времен «царя Бориса». Автор книги был в эпицентре политических событий, сотрясавших нашу страну в конце тысячелетия, он — их участник. Эпоха Ельцина, эпоха несбывшихся демократических надежд, несостоявшегося экономического процветания, эпоха двух войн и двух путчей уходит в прошлое. Что впереди? Нация вновь бредит диктатурой, и будущий президент попеременно обретает то лик спасителя, то лик громовержца. Это книга о созидателях демократии, но в большей степени — о разрушителях.
В книгу включены роман «Именительный падеж», впервые увидевший свет в «Московском рабочем» в серии «Современный городской роман» и с интересом встреченный читателями и критикой, а также две новые повести — «Без музыки» и «Банальный сюжет». Тема нравственного долга, ответственности перед другом, любимой составляет основу конфликта произведений О. Попцова.
Писатель, политолог, журналист Олег Попцов, бывший руководитель Российского телевидения, — один из тех людей, которым известны тайны мира сего. В своей книге «Хроники времен царя Бориса» он рассказывал о тайнах ельцинской эпохи. Новая книга О. М. Попцова посвящена эпохе Путина и обстоятельствам его прихода к власти. В 2000 г. О. Попцов был назначен Генеральным директором ОАО «ТВ Центр», а спустя 6 лет совет директоров освобождает его от занимаемой должности в связи с истечением срока контракта — такова официальная версия.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.