И ветры гуляют на пепелищах… - [27]

— И верно. Мариня с утренней похлебкой, пожалуй, совсем уж заждалась.

* * *

— Засучи штаны повыше, — посоветовал Миклас, помогая Юргису разуться. — Местами придется брести по колено в иле.

— Снова болото месить? — Юргиса это, похоже, ничуть не обрадовало. — Мы же собирались в Бирзаки.

— Бирзаки не близко. И сперва надо разнюхать, какие там нынче дела. А на Ванагском моховище, на бугре — стан вольных охотников.

— И в этом стане, — подхватил Степа, — хранится скрыня с разными вестями. Добыты они всеми правдами и неправдами. Однако Ванагское болото — место хитрое. Прямо хоть думай, что живет в нем чудище со скользкой спиной. Сделаешь неверный шаг — и осядешь в топь по самые глаза.

— Вот тебе третья нога. — Миклас протянул Юргису крепкий сук. — Если приведется упасть, будет за что держаться. Я пойду первым, а Степа — за тобой.

По дороге Степа держался поближе к Юргису. И взахлеб рассказывал историю, услышанную в стане вольных охотников в Пилишском крае. О Матери Времени, обитавшей в дупле дуба, что растет с незапамятных времен, и ведавшей обо всем, что было с людьми и что с ними станет.

У Матери Времени была черная собака-семиглазка. Собака спала, а ее собачья душа тем временем рыскала окрест. Учуяв плохое, душа прибегала назад, сторож Матери просыпался и начинал лаять или выть, чтобы Мать Времени приглядывалась и прислушивалась повнимательнее. Под стрехой у нее жили в гнезде два ворона. Каждое утро с восходом солнца они вылетали из гнезда каждый в свою сторону. А к завтраку возвращались, садились Матери Времени на плечи и принимались трещать ей в ухо — кто что видел и слышал во дворах, на полях, в лесах и на берегу. И если те люди не таили против нее зла, она подавала им знак: когда надо показать смелость, когда — выждать или же покориться. Люди читали эти знаки по тому, как ползали букашки, как волновалась от ветра трава, а также по своим видениям.

Мать Времени научила людей сеять зерна не в ямки, а пахать борозды. Научила делать бороны и с их помощью прикрывать землей посевы, а не выгонять на поле скотину, чтобы та втаптывала брошенное на посев зерно.

Она же подсказала людям, что склоны холма, на котором пожелают они строить крепость, надо срезать так, чтобы они становились крутыми, почти отвесными.

И о приходе алчных властителей ей тоже было ведомо. А также о том, что чужаки вознамерились воздвигнуть крест зла в устье Даугавы.

Вороны и поныне приносили бы Матери Времени вести для предсказаний, если бы однажды в бурю Перкон, преследуя злого духа Йодса, не сломал дуплистый дуб. Йоде, пытаясь спастись, надумал укрыться под дубом, а Перкон это заметил. И после того Матери Времени пришлось искать жилье в других краях, а герцигскому люду стало недоставать добрых советов для правильной жизни…

«Для правильной… Не покорной, смирной, как призывает отец, а именно правильной…» Юргис осторожно переступал с кочки на кочку. В «окнах» черная болотная вода отливала красным, словно слили в них кровь жертв после богатой охоты.

Становище на бугре, где селились охотники, походило на тучный заливной луг, уставленный копнами сена. На ровных местах, под защитой кустарника, поднималось множество шалашей и хижин, крытых дерном, и жердяных кухонь, где готовили еду.

На ветру трепыхалась развешанная одежда, на кольях ограды торчали вверх дном глиняные горшки. Горели костры. Кое-где у хижин хныкали малыши, блеяли козы, у костров хлопотали женщины в длинных юбках.

— Ступайте к хижине у высокой осины. — Провожатый указал путникам на ладный шалаш в западной стороне бугра. — Марине в котел всегда сыплют лишнюю горсть крупы — на случай, если объявится нежданный рот.

— Сколько у нее своих едоков? — спросил Миклас.

— Не объедите. Очаг Марини хранит Мать Умеренности. — И провожатый заторопился.

«Спешит. Видно, что-то должен немедля передать, — предположил Юргис. — Или же кормилец поспешает к своим. К своей семье, с коей расстался, надо думать, еще до весенней распутицы. А то и раньше, когда знать с сотрапезниками еще раскатывала по снегу на санях или верхами, отыскивая свежий след зверя, который, может статься, не избежал стрелы, пущенной вольным охотником».

Вольным приходится ходить далеко. Приближаться к жилью своих родичей они осмеливаются редко. Разве что под Новый год или в день солнцеворота. Когда не маячат в окрестности наемники правителей или настырные мастера лисьих ловушек. Но и тогда должен пришелец уподобляться птице, что отводит преследователя подальше от куста, под которым ее гнездо с птенцами.

А не бывало разве и так, что, войдя в дом, человек более не находил там своих? Оттого, что в его отсутствие наведались сюда двуногие волки, лакали кровь, раздували пламя… Учуяли, где прячутся враги насильников. И это при том, что место укрытия своих близких вольные мстители часто меняли. Переводили в другой лес, на другой остров — среди озера или болота. Порой даже на межевую землю между своим краем и соседним.

Мариня (Юргису пришлось по нраву, что имя свое молодая еще женщина переняла от кроткого, живущего во ржи жучка) встретила необычным у латгалов:

— Благослови господь!