И век и миг... - [8]

III

«Девчонкой босоногой…»

Девчонкой босоногой

На перетоке дня

Тропа сошла с дороги

И позвала меня

Из каменного дома

В просторные места,

В зелёные хоромы

Высокого листа,

В берёзовые ситцы,

В закатные лучи…

А не она ль в зарницы

Играется в ночи?

«Всё города и города…»

Всё города и города. А между ними

Лежит всё то, чему простое имя

Земля земель, ну а точней, деревня —

Мать городов, лугов, полей, деревьев…

Всё от неё пошло — живое от живого:

И корень злака от неё, и корень слова,

Она всем нам — и воздух, и вода.

Не каменейте сердцем, города.

«Мы в городе живём, а в нас живёт деревня…»

Мы в городе живём, а в нас живёт деревня,

Такой закон дошёл до нас издревле

В изустном слове нашей мудрой сказки

И для души и для большой огласки…

Там запах мёда и ржаного хлеба.

А что есть жизнь? — поди спроси у неба.

А кто есть мать? — поди спроси у сына.

Сначала корни, а потом вершина.

«Не знаю, как там будет, а пока…»

Не знаю, как там будет, а пока

Нет никого главнее мужика:

В любом краю и при любой погоде

Он вместе с солнцем на земле восходит,

Даёт нам хлеб и в лапу рубит срубы…

Поберегите мужика, главпупы.

ПАМЯТЬ ТОПОРА

Вопрос был так поставлен: или — или,

Был выбор дан: топор или налог.

Срубили сад, как деда схоронили.

И с той поры топор наш как оглох.

Уж как его, бывало, ни точили,

Он не забыл, он помнил «или — или».

ЗАКОН СОЧУВСТВИЯ

Движенье вниз и снизу вверх движенье —

Таков закон взаимопритяженья.

К горам — равнины и к равнинам — горы.

Бесспорна теорема Пифагора.

А где закон сочувствия? Простите,

Но он — по слухам — на другой орбите

Пока что зреет. А в какие сроки

Он к нам сойдёт? Спросите у дороги.

ЗАСУХА

Зной прямобойный с верхов, а с боков

                                                                        навесной

Бьёт по дорогам, по избам согбенным

                                                                        и сонным.

Кузня не спорит — в обнимку стоит с тишиной,

Прячет под фартуком звоны свои перезвоны.

Засуха… Засуха… Воздух, как серый камыш,

Пыльно от Волги шуршит до Днестра и Дуная,

Мечется в страхе, как в порохе ящерка,

                                                                        мысль, —

Сверху огняная вся и вся изнутри ледяная.

«Был чудный вид: в лугах узор ковровый…»

Был чудный вид: в лугах узор ковровый,

А по коврам степенные коровы,

Как в небе кучевые облака,

Несли свои бидоны молока.

Прошли года. Стою на той же горке,

А там, в лугах, ни «Звёздочки», ни «Зорьки»,

Одна коза до самой до Рязани.

Неужто что-то у меня с глазами?

«Цвели хлеба, вот здесь цвели и там…»

Памяти Марии Мордасовой, народной артистки СССР

Цвели хлеба, вот здесь цвели и там.

Теперь и здесь и там цветёт бурьян.

Давно ушла частушка с горизонта

И за собою увела баян.

И спел бы кто, да не поётся что-то,

И горизонт лежит вокруг немой.

Один лишь ветер, выйдя за ворота,

Зовёт свою проказницу домой.

«Из глубокого-глубокого…»

Из глубокого-глубокого

К нам восходит слово Бокова

И по-зыкински распевно

Все озябшие деревни

Согревает. Мать есть мать.

Как такому не внимать?

ГДЕ ЭТА УЛИЦА?

Была. Горел огонь,

Скворечни выше крыш,

И где-то под гармонь

Хмельно «Шумел камыш»

Кипел кадрилью клуб.

Горелки — под луной.

Был шёпот жарких губ:

Иди ко мне, родной.

Была. Скрипела дверь.

Хозяин был и гость.

А где она теперь?

Ушла, брат, на погост.

«Уймитесь вы, скоростники пера…»

Уймитесь вы, скоростники пера.

Печаль полей — не «чёрная дыра».

Она, как боль, у сердца, у виска, —

В ней слёзы кулака и бедняка,

В ней всё, в чём закалялась наша сталь:

И даль — в глазах и за глазами — даль.

Она и Кремль, и наши образа…

Такое скоро пробегать нельзя.

«Который год скворечники пусты…»

Который год скворечники пусты.

Домой зовут, не закрывают рты.

Их скорбный вид мне сердце рвёт на части,

Как будто я в предчувствии несчастья

Мучительно о чём-то вспоминаю

И медленно со дна реки всплываю,

Поверхность рву! И вот на берегу

Деревня мёртвая в нетронутом снегу…

Ты понимаешь? Представляешь ты?!

Который год скворечники пусты.

«Всё, всё под нож! На срез, на слом, на сдвиг…»

Всё, всё под нож! На срез, на слом, на сдвиг,

Всё на язык — хотите ль не хотите —

Огня. И вдруг? И вдруг я слышу крик,

Как из развалин детства: — Помогите!

И я бегу, бегу, где по прямой,

А где в обход, как суетливый грешник,

На этот крик и вижу: бог ты мой,

С родного неба сорванный скворечник.

Тоска чернее чёрного во рту.

Да он и сам какой-то весь нелепый.

Я взял его, отнёс, как сироту,

К себе домой и подсадил на небо:

Семействуй, дорогой мой ротозей,

И всем семейством окрыляй друзей.

«По всей по России от края до края…»

По всей по России от края до края

Сгорает деревня, сгорает, сгорает,

В чаду самогонном безмолвствуют клубы,

Погосты — на прибыль, детдомы — на убыль,

На убыль — моторы, в раскройку гектары,

Под нож под убойный — стада и отары…

Молчит колокольня в подспудном накале.

Одна телебашня вовсю зубоскалит.

«Не знаю, сон ли это или бред…»

Не знаю, сон ли это или бред:

На карте мира с помощью указки

Ищу Россию, а России нет,

Нет родины, кругом одни Аляски.

Продали всё: и волжскую волну,

И лес, и степь, и все четыре дали,

Продали превеликую страну,

Как без войны внахрап завоевали.

«А вывод очень прост — чиновник вы…»

А вывод очень прост — чиновник вы