И век и миг... - [7]

И пошла, пошла босая

Верхним эхом, как в лесу,

В небе звёздочки касаясь,

В сердце трогая слезу.

И какая ж это сила,

И какая ж это власть!

С неба звёздочка скатилась,

На щеке слеза зажглась.

«Послушай, небо, человек поёт…»

Послушай, небо, человек поёт,

Поёт, как собирается в полёт

В свою недомечтавшую мечту.

Прошу, ты подари ему звезду

И никому про то не говори.

Сними с платка зари и — подари.

«Поёт, как будто за душу берёт…»

Поёт, как будто за душу берёт,

А если поравней сказать, — пленяет.

Вот так когда-то, помню, пел народ,

Теперь, увы, эстрада исполняет.

Но ничего, на пару с соловьём.

Мы как-нибудь её перепоём.

«Да, созерцали, ведали, мечтали…»

Да, созерцали, ведали, мечтали

Во власти чувств высоких, а теперь

Всё это вдрызг разбили, разболтали

И к тайнам спальни выломали дверь.

Всё напоказ, навынос… Фонограммы

Без мысли все, без музыки живой…

Ах, как безумно думают ногами!

Ах, как враздрай танцуют головой!

«Да будет вам, уймитесь бога ради…»

Да будет вам, уймитесь бога ради.

Всё звёзды, звёзды, звёзды на эстраде

И среди них — ого! — сама легенда,

Вся в поцелуях, в ласках комплимента.

И у меня — я вспомнил — в огороде

Росла звезда иль что-то в этом роде,

Росла, блистала цветом помидора

И отблистала на краю раздора:

С душой в застолье обнялась душа.

И впрямь была закуска хороша!

РИТМ-ДЕБИЛ

Он возносил её до самых ярких звёзд

И там держал, как сваи держат мост,

Берёг её, как самый верный друг,

И вдруг беспечно выронил из рук,

Разбил её у бездны на краю,

Как чью-то жизнь, мелодию свою,

Порвал мотив и расцепил слова…

Какой дебил! Какой безумец, а?

«Как месяц ясный, как зелёный колос…»

Как месяц ясный, как зелёный колос,

Он поднимался, восходил тот голос

Из сердца прямо в радости и грусти,

А в нём летели «утки и два гуся»,

Летели быстро-быстро дружной стайкой

Из вечеров, что где-то близ Диканьки,

А может быть, из певчей той страницы

Тургеневской? Летели эти птицы

И век, и миг… И вдруг, как чей-то выстрел

Из-за угла, врубили в них транзистор!

Врубили с ходу — рвано и хрипато.

И началась реакция распада.

«Очень грустно, друзья, так я всем вам скажу…»

Очень грустно, друзья, так я всем вам скажу:

Мать свою из деревни в Москву увожу,

Увожу от крыльца, от забитых ворот,

От надворной тропинки в сарай, в огород,

От могилы отца, от родного всего.

Очень грустно, друзья. Ну а ей каково?

«Луна торжествовала… Полночь. Тишь…»

Фёдору Абрамову

Луна торжествовала… Полночь. Тишь.

Трава спала, спал берег, спал камыш,

Волна спала в ногах у камыша,

И лишь безмолвно плакала душа.

О ком она? О чём? А всё о том,

Что там, в ночи, стоит мой старый дом.

Стоит один — ни звука, ни огня.

Лишь тишина за дверью ждёт меня.

«Там он стоит, сутулится…»

Там он стоит, сутулится,

Весь как немой укор,

Дом в два окна на улицу,

Дом в два окна во двор.

Там он живёт, родимый,

Памятью старика.

Почта проходит мимо,

Мимо идут облака,

Мимо — зимой и летом,

Мимо — и тут и там…

Вот соберусь и с ветром

Дому письмо передам.

«Я всё отдал аплодисментам в зал…»

Я всё отдал аплодисментам в зал

И лишь тебе одной недосказал,

Недошептал, любимая, а надо бы

Всего себя отдать, а вот теперь

Зачем слова? Кругом сугробы-надолбы:

Ни подойти, ни постучаться в дверь.

«Тебя уж нет давно, а я всё верю в чудо…»

Светлой памяти Исаевой Евгении Степановны

Тебя уж нет давно, а я всё верю в чудо,

Что ты хоть раз один отпросишься оттуда.

Придёшь, как свет из тьмы, с лица откинешь

                                                                                     полночь

И вся себя сама живой волной наполнишь,

Предстанешь предо мной, и на краю разлуки

Я в радостных своих твои согрею руки.

И лишь потом, когда ты снова станешь тенью,

Земле тебя отдам, но не отдам забвенью.

«Было. Били соловьи…»

Было. Били соловьи

Серебром по камушкам,

Каблучки — тук! тук! — твои

От подруг, от мамушки

Через поле — на крыльцо,

В избу через сенцы,

Запрокинуто лицо,

Нараспашку сердце,

Без луны и при луне,

И зимой и летом

Всё ко мне, ко мне, ко мне,

Не ко мне, так к детям…

Было. Пели соловьи,

Наступили зимы.

Каблучки, но не твои —

Мимо, мимо, мимо.

«У моря, как у неба на краю…»

У моря, как у неба на краю,

Далёкое всем сердцем принимая,

Я звал её, любимую свою,

Под лунным серебром ночного мая.

Я звал её. И наконец она,

С потухшими прощаясь маяками,

Из вечности пришла моя волна,

Легла у ног… Но рядом были камни.

«He смолкай, соловушка…»

He смолкай, соловушка,

В тёмной тишине.

Жаль ты моя, жёнушка,

Поживи во мне.

Всю тебя я помню,

Всё тебя люблю.

Жаворонку полдень,

Полночь соловью.

«Ещё темно, но где-то, где-то, где-то…»

Ещё темно, но где-то, где-то, где-то

В кромешной тьме идёт рожденье света,

А в тишине — произрастанье звука…

И вот уж глаз в готовности и ухо

Настороже у самой тонкой грани…

Ещё чуть-чуть — и снизу солнце грянет,

И ночь уйдет, в свою ужмётся тень.

И над землёй восторжествует день.

НОЧНОЙ ПЕЙЗАЖ

То ли поле, то ли роща,

То ль в обнимку вечера, —

Дали дальние на ощупь,

Память — в завтра из вчера.

Где-то плач, а где-то песня,

Тёмный ветер — шу да ша…

Ночь — сияющая бездна,

Необъятная душа.

«А взгляд ночной — он необычный взгляд…»

А взгляд ночной — он необычный взгляд:

В нём даль на слух, на ощупь, наугад,

В нём вдох и выдох — по лицу сиренью,

В нём тропка к истине и фитилёк к прозренью.