И трижды был опущен занавес - [31]

– Ты мог бы сказать: «Не стреляйте, я весь ваш», – пропищал с галерки Уэйн Саффорд.

– Помолчи, Уэйн! – осадила его Одри Руни.

– Позвольте мне… – начал было Бродик, но Вулф бесцеремонно прервал его:

– Помолчите! Мистер Талботт собрался ответить на мои вопросы. – Сузив глаза, Вулф уставился на «мишень для обстрела». – Все присутствующие считают, что полиция занималась этим делом спустя рукава и не добилась никаких результатов. Вы согласны с такой оценкой, мистер Талботт?

Вик немного подумал, затем кивнул:

– Да, пожалуй.

– Почему вы так считаете?

– Ну… видите ли, копы столкнулись с проблемой. Они привыкли иметь дело с уликами, и хотя им удалось найти множество свидетельств того, что именно случилось в парке, вроде следов на дорожке и вокруг нее, ничего не помогло им установить личность убийцы. Ровным счетом ничего. Поэтому им пришлось вернуться к анализу возможных мотивов, и тут они моментально наткнулись на человека, имеющего лучший мотив на свете. – Талботт постучал по своему галстуку. – На меня. Но затем вдруг обнаружили, что этот человек… то есть я… словом, что я никак не мог совершить это преступление, поскольку находился в другом месте. Они выяснили, что у меня имеется алиби, и…

– Фальшивое! – не выдержал Уэйн Саффорд.

– Сфабрикованное! – с готовностью подтвердил Бродик.

– Копы – тупоголовые болваны! – воскликнул Поль. – Поверить той телефонистке! Да догадайся они…

– Прошу вас помолчать! – перекрыл всех Вулф. – Продолжайте, мистер Талботт. Мы еще поговорим о вашем алиби, но сначала давайте обсудим мотив. И в чем же заключался этот, как вы выразились, лучший мотив на свете?

Вик, похоже, удивился:

– В газетах только о нем и писали. Разве вы сами не читали?

– Читал. Но мне не нужны домыслы журналистов, я предпочитаю услышать все лично от вас… Или вы считаете эту тему слишком деликатной для обсуждения?

В улыбке Талботта проскользнула неуловимая горечь.

– Да какая уж там деликатность! Думаю, за минувшую неделю около десяти миллионов человек прочли о том, что я без ума от Дороти Киз, что я люблю ее, жить без нее не могу и все такое. Вот вы и услышали все непосредственно от меня! Этого достаточно? Или хотите меня щелкнуть? Сделать фото в момент моего признания? – Он оглянулся на невесту. – Я люблю тебя, Дороти, больше всего на свете, до глубины души, безумно, всем своим сердцем! – И снова повернулся к Вулфу. – Вот вам мотив.

– Вик, дорогой, – сказала Дороти, обращаясь к его профилю, – ты законченный идиот, но ты просто великолепен. Я безумно рада, что у тебя есть железное алиби.

– Иначе говоря, вы могли доказать свою любовь, – сухо произнес Вулф, – прикончив отца возлюбленной. Так обстоит дело?

– Да, – признал Талботт. – При определенных условиях любовь может служить мотивом для убийства. Видите ли, тут имелись кое-какие тонкости. Зигмунд Киз был самым знаменитым и успешным промышленным дизайнером в Америке и…

– Брехня! – взорвался Бродик; на этот раз он даже не спросил позволения говорить.

Талботт встретил его выпад снисходительной улыбкой.

– Порой, – проговорил он, словно предлагая новую тему для обсуждения, – завистливый мужчина бывает хуже ревнивой женщины. Вам известно, конечно, что и сам мистер Бродик занимается промышленным дизайном… Фактически он был первопроходцем в этой области. Мало кто из нынешних производителей приступал к выпуску новой модели – не важно чего: парохода, локомотива, самолета, холодильника, пылесоса, будильника, – не спросив сначала совета у Бродика. Но затем появился я и занялся продажей разработок Зигмунда Киза. Между прочим, именно потому я и сомневаюсь в том, что преступление совершил Бродик. Дойди бедняга до полного отчаяния, он убил бы не Киза, а меня.

– Вы упомянули, – напомнил ему Вулф, – что при определенных условиях любовь может служить мотивом для убийства.

– Да, точно, просто Бродик сбил меня с мысли, – кивнул Талботт. – О чем бишь я говорил… Так вот, я занимался продажей разработок Киза, и весьма успешно. При этом, заметьте, сам он терпеть не мог, когда говорили, будто корпорация наша своими успехами обязана в первую очередь мне, однако в то же время боялся от меня избавиться. А я любил его дочь и хотел, чтобы она вышла за меня замуж. Я всегда, до самой смерти, до скончания века буду любить Дороти. Но Киз оказывал на свою дочь непомерное влияние, чего я не мог и, наверное, никогда не смогу понять… В любом случае, если бы она любила меня так же сильно, как и я ее, все это не имело бы значения, однако…

– Боже мой, Вик! – запротестовала Дороти. – Да ведь я чуть ли не каждый день повторяла, что вышла бы за тебя, если бы не отец! Нет, правда, ты с ума меня сведешь!

– Прекрасно, – сказал Талботт Вулфу, – вот он вам, мотив, во всей красе. Правда, несколько старомодный – тут обошлось без новинок промышленного дизайна, – но зато какой надежный. Естественно, именно так думали и в полиции, пока не наткнулись на железный факт: на момент совершения преступления я был совсем в другом месте. Это настолько озадачило и расстроило копов, что бедняги так и не сумели оправиться и собраться с мыслями. Так что, пожалуй, мои добрые друзья, собравшиеся сегодня у вас, совершенно правы: наша доблестная полиция не добилась никаких результатов. Это не значит, однако, что копы окончательно вычеркнули мое имя из списка подозреваемых. Наверняка целая армия следователей и агентов под прикрытием идет по моему следу: они сбивают ноги в поисках киллера, которого я якобы нанял. Что же, им придется немало потрудиться. Вы слышали, как мисс Киз обозвала меня идиотом, однако я не совсем уж дурак, чтобы нанимать кого-то для убийства.