И тогда никого не осталось - [10]

На какой-то краткий миг наступила ошеломленная тишина, потом раздался грохот! Роджерс уронил кофейный поднос!

В тот же самый миг откуда-то за пределами комнаты донесся вопль и звук глухого удара.

Ломбард задвигался первым. Он подскочил к двери и распахнул ее. На полу бесформенной грудой лежала миссис Роджерс.

Ломбард крикнул:

— Марстон!

Энтони бросился к нему на помощь. Вдвоем они подняли женщину и отнесли ее в гостиную.

Быстро подошел доктор Армстронг. Он помог им поднять ее на софу и склонился над ней. Он отрывисто произнес:

— Ничего. Она в обмороке, вот и все. Через минуту придет в себя.

Ломбард обратился к Роджерсу:

— Принесите брэнди.

Роджерс с белым лицом и трясущимися руками пробормотал:

— Да, сэр, — и быстро выскользнул из комнаты.

Вера воскликнула:

— Кто это говорил? Где он? Голос был… он был…

Генерал Макартур хлопотал:

— Что здесь происходит? Что это за неуместные шутки?

Его рука тряслась. Его плечи ссутулились. Неожиданно он стал выглядеть на 10 лет старше.

Блор протирал взмокшее лицо носовым платком.

Только господин судья Уогрейв и мисс Брент казались сравнительно спокойными. Эмили Брент сидела, выпрямив спину, высоко подняв голову. На ее щеках горели пятнышки румянца. Судья сидел в своей обычной позе, опустив голову в плечи. Одной рукой он мягко почесывал ухо. Только глаза его были активны. Они носились по комнате — озадаченные, настороженные, умные.

И снова действовал Ломбард. Армстронг возился с потерявшей сознание женщиной. Ломбард вновь был свободен и мог взять инициативу в свои руки.

Он сказал:

— Что за голос? Похоже, его источник был где-то в комнате.

Вера воскликнула:

— Кто это был? Кто это был? Он не один из нас.

Как и судья, Ломбард медленно оглядел комнату. Его глаза на мгновение остановились на открытом окне, потом он решительно покачал головой. Неожиданно в них вспыхнул свет. Он быстро шагнул к двери, расположенной рядом с камином и ведущей в соседнюю комнату. Быстрым жестом он схватил ручку и распахнул дверь. Он вошел в комнату и сразу же издал удовлетворенное восклицание.

— А, вот!

Другие толпились за ним. Только мисс Брент по-прежнему прямо восседала на своем месте.

Во второй комнате, к стене, общей с гостиной, был близко придвинут стол. На столе был граммофон — старомодный аппарат с большой трубой. Отверстие трубы было направлено на стену, и Ломбард, оттолкнув ее в сторону, указал на два-три маленьких отверстия, незаметно высверленных в стене.

Подготовив граммофон к прослушиванию, он поставил иглу на пластинку, и немедленно они услышали вновь: «Вам предъявляются следующие обвинения…»

Вера воскликнула:

— Выключите его! Выключите его! Это ужасно!

Ломбард повиновался.

Доктор Армстронг заметил со вздохом облегчения:

— Позорная и бессердечная неумная шутка.

Тихий ясный голос господина судьи Уогрейва пробормотал:

— Так, значит, вы считаете, что это шутка, а?

Доктор уставился на него.

— А что же еще?

Рука судьи мягко погладила его верхнюю губу.

Он сказал:

— В данный момент я не готов высказывать свое мнение.

Энтони Марстон вмешался в разговор:

— Послушайте, вы забыли об одном. Что за дьявол включил эту штуковину?

Уогрейв прошептал:

— Да, думаю, нам долженствует навести на сей счет справки.

Он направился обратно в гостиную. Остальные последовали за ним.

Роджерс только что вошел со стаканом брзнди. Мисс Брент склонилась над стонущей миссис Роджерс.

Роджерс ловко проскользнул между женщинами.

— Позвольте мне, мадам, поговорить с ней. Этел… Этел… все в порядке… ты слышишь? Возьми себя в руки.

Миссис Роджерс быстро ловила воздух ртом. Ее глаза, вытаращенные, испуганные глаза, обегали и обегали круг лиц. Роджерс настойчиво повторил:

— Возьми себя в руки, Этел.

Доктор Армстронг успокаивающе обратился к ней:

— Теперь с вами все будет в порядке, миссис Роджерс. Просто отвратительное потрясение.

Она спросила:

— Я упала в обморок, сэр?

— Да.

— Это из-за голоса… из-за того ужасного голоса… он словно выносил приговор…

Ее лицо вновь позеленело, веки опять затрепетали.

Доктор Армстронг резко спросил:

— Где брэнди?

Роджерс поставил стакан на маленький столик. Кто-то передал его, доктору, и тот склонился над с трудом ловящей воздух ртом женщиной.

— Выпейте это, миссис Роджерс.

Она выпила, чуточку подавилась. Но спиртное пошло ей на пользу. Краска вернулась на ее лицо, и она сказала:

— Теперь я в полном порядке. Просто… просто шок.

Роджерс быстро заговорил:

— Ну, конечно. Я сам был потрясен. Даже поднос выронил. Безнравственная ложь, вот что это было! Хотел бы я знать…

Его прервали. То был всего лишь кашель, сухой тихий кашель, но он заставил его замолчать, словно крик во весь голос. Он уставился на господина судью Уогрейва, и тот кашлянул снова, а потом спросил:

— Кто поставил пластинку на граммофон? Вы, Роджерс?

Роджерс воскликнул:

— Я не знал, что на ней было. Перед Богом клянусь, не знал, сэр. Я бы никогда ее не поставил, если бы знал.

Судья тихо заметил:

— Вероятно, вы говорите правду. Но, думаю, вам лучше все объяснить, Роджерс.

Дворецкий протер лицо носовым платком и пылко заявил:

— Я только повиновался приказам, сэр, вот и все.

— Чьим приказам?

— Мистера Оуэна.

Господин судья Уогрейв сказал: