И танки наши быстры - [24]

— Очень просто. Мне была нужна здешняя прописка. Мы договорились с его матерью. И фиктивно оформили брак.

— А матери зачем это было нужно?

— Я заплатила ей денег. К тому же это моя двоюродная тетя…

— Нет, Настя, нет! Не говори так! — вмешался пристегнутый. — Я всегда любил тебя — страстно, безумно!

— Ты опять! — с угрозой обернулся к нему опер. Псих втянул голову в плечи и умолк.

— Мы не жили вместе ни одного дня, — добавила Настя. — Первое время я снимала комнату. Потом… потом здесь…

— Ясно. И когда вы видели его в последний раз?

— Неделю назад.

— При каких обстоятельствах?

— Я заходила к нему домой.

— Домой? — оживился опер. — Зачем же?

— Приносила деньги. И продукты.

Старший опер поднял голову, и они встретились с молодым глазами.

— Его мать умерла полгода назад, — пояснила Настя.

— Вот как? И что?

— Я, как могла, ему помогала.

— И вы часто с ним виделись?

— Нет. Не часто.

— Почему?

— Доктор сказал, что ему лучше меня не видеть. У него возникла навязчивая идея, что я должна жить с ним. Вы понимаете… как жена…

Настя отвечала на вопросы ровным голосом, ничего не скрывая.

— И что?

— Я старалась с ним не встречаться. За ним по очереди приглядывают две профессиональные сиделки.

— А почему вы ездили на прошлой неделе?

— Позвонила сиделка и просила приехать. Сказала, что он очень беспокоен.

Пристегнутый не проявлял к разговору никакого интереса, как будто речь шла не о нем. Старательно перегибаясь вбок, он все старался откусить болтающуюся нитку с оборванного рукава.

— И что?

— Я с ним поговорила. И он, кажется, успокоился. А доктор добавил дозу успокаивающего.

— И после этого вы его не видели?

— Нет.

— И не знали, что он пытается с вами увидеться?

Настя промедлила мгновение.

— Нет.

Опера переглянулись. И старший незаметно пожал плечами и кивнул.

— Завтра вам нужно будет проехать с нами, чтобы дать показания следователю. А пока вам лучше подождать у соседей. Найдете где?

Настя поднялась с дивана, чтобы идти.

— Он ни в чем не виноват, — сбиваясь, сказала она. — Потому что… Это я во всем виновата!

— Вот как?

— Да! А он — он просто больной человек.

— Не волнуйтесь. Мы во всем разберемся.

— Настя! Настя! Не уходи! — крикнул пристегнутый. — Зачем ты оставляешь меня с этими ужасными людьми? Я их боюсь!

Настя посмотрела на него полными слез глазами.

— Не бойся, Коля. Они не сделают тебе ничего дурного. Они просто делают свою работу.

— Настя!.. Почему ты на меня не смотришь? Я тебе противен?

— Нет, Коля, нет.

Настя вышла. Псих опустил голову и заплакал.

— Сергей, ты бы все же закончил с протоколами, — напомнил старший опер. — А то соседей опросили, а протоколов нет.

— Сейчас, сейчас, — отмахнулся Сергей. — Надо бы, Михалыч, по месту жительства пробить. Проверить.

— Уже занимаюсь, — с ироничной готовностью ответил старший. Как будто показывая, что указания молодого коллеги старшему — неуместны.

Молодой опер, однако, не обратил внимания на иронию.

— Бывают же в природе такие уроды, — заметил он, ни к кому не обращаясь и покосившись на пристегнутого. — И зачем только их земля носит? Угробил женщину ни за что ни про что. А у нее еще, наверное, семья…

— У нее нет семьи, — помолчав, сказал Бурцев.

Опер покачал головой, прошелся по комнате и остановился в двух шагах от лежащей женщины.

Оглядев тело, он обернулся к дверям.

— А вы санитар? — вглядываясь в лицо Бурцева, спросил он.

— Нет. Сосед.

Опер кивнул:

— Подойдите ближе.

Бурцев подошел к дивану и заглянул через плечо занятого своим делом медэксперта.

Мертвая женщина лежала на полу в неестественной позе — левая нога откинута, руки подняты к горлу. Одежда находилась в беспорядке и была местами порвана. Но Бурцев заметил это лишь краем глаза, не в силах оторваться от лица — страшного синюшного лица с вытаращенными глазами и вывалившимся изо рта толстым языком. Красный рубчатый след пересекал шею.

Бурцев почувствовал спазм в горле и поспешно отвернулся.

Опер с интересом наблюдал за его реакцией.

— Узнаете потерпевшую?

— Ну, вроде, — с усилием сказал Бурцев. Хотя в ужасном лице трудно было узнать обычно румяное и живое лицо соседки.

— Назовите имя и фамилию.

Бурцев сглотнул:

— Это Валентина. Валентина Филиппенко.

— Из какой квартиры?

— Точно не знаю. Кажется, на шестом этаже.

— Что же это вы ничего друг про друга не знаете? — насмешливо спросил опер. — Живете всю жизнь рядом, а ничего не знаете…

— Серега, — прикрыв трубку ладонью, вмешался следователь постарше. — Оставь человека в покое. Все и так ясно. Займись протоколами.

Молодой опер опять пропустил замечание мимо ушей, но от Бурцева отступился. Бурцев вернулся к дверям.

— Ну, вот и все, — сказал, разгибая спину, медэксперт. Он стянул с рук перчатки, оглядевшись вокруг, бросил их в угол и принялся укладывать свой саквояж.

— Ну что, Аркадий Семенович? Было изнасилование? — спросил у него молодой опер.

Эксперт пожал плечами.

— Не похоже. Впрочем, вскрытие покажет, — отделался он дежурной шуткой.

— Это был порыв, — быстро вставил свою актерскую реплику убийца, который последние минуты прислушивался к разговору в комнате и понял, что речь идет о его судьбе. — Я действовал по велению минуты! Ах, Настя, Настя, что же ты наделала!