И снова я к тебе вернусь… - [90]

Дурацкими склянками от туберкулеза не спастись, дорогая. Давай, давай же… открывай глаза и увидь меня. Это не страшно, поверь, со мной все это было — они пришли и ушли, и даже оставили кое-что. Кое-что очень неожиданное и даже временами полезное; хотя если вдуматься, лучше б не оставляли. Но это мой конкретный случай, и он еще не совсем понятен. Что до тебя — тут все в тумане; для чего, почему, и как все это осмыслить… Потому увидь меня, иначе погибнешь, и кто тогда будет дежурить в твоей богодельне по ночам.

Самое тяжелое — поднять бесчувственное тело на высокую кровать; после десяти минут мучений мокрая голова упала на подушку. Лоб — раскаленный, как печка, а руки ледяные. Лежала, не открывая глаз; шептала о растворе камфоры какой-то Марии Филлиповне и никак не хотела приходить в сознание.

Раз я могу налить тебе стакан воды, значит, я тут, рядом с тобой, вопреки всей психиатрии с курсом биофизики.

Минут через десять удалось растолкать, она открыла глаза. Мне «повезло» — болезнь почти сожрала ее, шли последние месяцы, или даже дни, грамотный фтизиатр сказал бы точнее. Потому увидела меня и даже не смогла оттолкнуть или закричать.

— Кто вы?

— Я соседка, живу рядом.

— Я видела вас раньше, простите… я упала на улице?

— Упали. У вас чахотка.

— Я знаю, мадам. Простите за беспокойство. Завтра мне будет лучше.

— Не будет. Вы же медик, насколько я понимаю.

— Позволите еще воды?

Даже держать в руках стакан — тяжелый труд. Не пережив такое, трудно понять до конца — это может случиться с каждым, бессилие и невозможность помочь самому себе; подобного финала боится любой человек.

— Спасибо за сострадание, мадам. Простите меня, я не в силах проводить вас.

— Я сама провожусь. Не волнуйтесь, скоро уйду. Как вас зовут?

— Наталья.

— Вы когда ели в последний раз?

— Вчера ночью, Мария Филлиповна всегда оставляет мне… Вы странно одеты, мадам. И странно говорите.

— Я не здешняя. Вас лечат?

— С божьей помощью, мадам.

— В мое время немногие ходят в церковь.

— В горячке бог весть что привидится.

— Вам не снится. Это не сон, поверьте, и не горячка. Я на самом деле сейчас сижу тут, рядом с вами.

Легкое прикосновение к моей руке; бледные тонкие пальцы, холодные, как лед.

— Как вам угодно, мадам.

— Там, где я живу, чахотка лечится в любой стадии.

— Где же вы живете? В Новом Свете?

— В соседней квартире, только почти на сто лет после вас. Теперь люди живут намного дольше.

— Значит, Господь все же существует, и он заботится о роде человеческом.

— Люди позаботились о себе сами.

— Не без промысла божьего, мадам.

— Пусть так, только вам кто сейчас поможет?

— Вы помогли мне сегодня, мадам, а завтра будет новый день.

Если я выйду из этой квартиры — вряд ли получится вернуться обратно прямо в эту ночь. Так иногда бывает — знаешь наверняка, но объяснить не можешь. А дома на кухне битком набитый холодильник.

— Завтра ночью я попытаюсь прийти и принести что-нибудь полезное. Пока, правда, не пойму, получится или нет… но попытаюсь. Не закрывайте на ночь дверь, очень прошу.

— Я буду ждать вас, мадам.

Я оставила ее; вышла из комнаты, прошла на ощупь коридор, прикрыла дверь в квартиру и через несколько секунд была дома.

Что происходит посередине моей лестничной площадки? И вообще, что происходит, когда мы умираем?

Человечество двадцать первого века!

Самое важное, что у нас есть, — это Интернет. Глобальное преимущество, громадный поток знаний, добытых без особого труда и длительных поисков. А ведь кому-то приходилось таскать тяжелые книги из дома до больницы; так сильно она боялась расстаться со своими сокровищами. Около часа ночи я уже имела список всех противотуберкулезных антибиотиков; потом выбрала те, что можно вводить один раз в сутки, и начала решать более насущную проблему — где их взять. Просто так не найти, туберкулез — социально опасное заболевание. Тут же вспомнила про нашу одногрупницу с сетью аптек по всему Питеру, девку простую и отзывчивую. Поможет и не спросит, зачем. И еще один важный вопрос — нашу пищу есть не сможет, сто процентов. Помрет от химикатов быстрее, чем от туберкулеза. И тут снова поможет одногруппница — белковые смеси для лежачих больных и качественное детское питание. Это точно не принесет вреда. Оставались всего лишь сутки, чтобы решить массу проблем; в темноте мысли неслись с огромной скоростью. Хорошо бы найти какого-нибудь фтизиатра и поговорить, что да как. Но не получится, потому что фтизиатры, как милиция — сразу чуют неладное, и первой мыслью будет только одно — сумасшедшая доктор скрывает дома больного с открытой формой туберкулеза; срочно найти и обезвредить. Что ж, почти так и есть; поэтому выложенные в Сеть учебники по фтизиатрии оставались единственным руководством к действию. Приходилось соблюдать конспирацию; на этот раз в случае разоблачения Елена Андреевна имела все шансы угодить в Кащенко.

Как же это неправильно — заниматься болячками, в которых мало понимаешь.

Еще одно оставалось загадкой — возможно ли взять большой мешок, набросать туда ампул, шприцов, детского питания, ваты, спирта и пересечь невидимую линию посередине лестничной клетки. Тишина и одиночество пошли на пользу, решения приходили быстро и точно.