И снова уйдут корабли... - [3]

И вот теперь здесь, в Бомбее, она вдруг напомнила о себе снова.

Зазвал меня в порт наш вице-консул, которому предстояло оформить прибытие судна. Он мне сказал:

— Осточертела здешняя еда! А почему тебе не поехать со мной на пароход к нашим? Наверняка угостят флотским борщом. Да и вообще побывать у моряков всегда интересно.

Капитан оказался молодым, статным, у него был звонкий голос, а из-под черного козырька массивной капитанской фуражки поблескивали яркие живые глаза. И голос и глаза его мне показались знакомыми.

— Капитан, на «Украине» не плавали?

— Плавал когда-то…

Он, Матюхин! Конечно, изменился за десять минувших лет, над переносицей морщинки появились, свидетельство непроходящих капитанских забот, походка стала степенной, капитанской. А глаза все те же — готовые удивляться.

— Вот не ожидал, что встретимся в Бомбее! — сказал я. — Мы же договорились на Самоа. Помните?

— Помню! — он внимательно на меня взглянул: — А вы там все-таки побывали?

— Нет! А вы?

— Не довелось…

Мы рассмеялись.

— А ведь сейчас подобрались мы с вами к Самоа довольно близко, — сказал Матюхин. — Чуть-чуть осталось. Только эти чуть-чуть можно за всю жизнь не преодолеть.

Матюхин показывал нам свое судно, знакомил с экипажем, потом пригласил на обед в кают-компанию. И конечно, на обед был флотский борщ. За обедом толковали о разном — о море, об Индии, возле берегов которой стоим, о делах на Родине — и уже больше не возвращались к разговору об островах Самоа. Что нам до них? Я подумал, что с годами тускнеют трепетные юношеские мечты, о них теперь вспоминаешь с улыбкой: мало ли о чем мечтают в юности! И даже удивился, когда при расставании Матюхин сказал:

— В Западном Самоа есть порт Апия. Над портом возвышается небольшая гора. Называется она Ваэа. Если вам все-таки доведется побывать в Апии, поднимитесь на эту гору. На ее вершине вы непременно вспомните нашу встречу на борту «Украины».

— Вряд ли доведется. Такого не бывает! — усомнился я.

Миновало еще десять лет. И вот я стою на вершине горы Ваэа. Так уж мне повезло: оказывается, все-таки иногда случается самое невероятное. Занесла судьба к берегам Западного Самоа, на остров Уполу. Передо мной вздыбленная к небу океанская синь, подковка бухты внизу под горой и маленький причал. К нему приткнулся такой крошечный, если глядеть отсюда, кораблик, на котором я прибыл. Небо чистое, прозрачное — ни облачка в нем! Даже странно, куда девались недавние тучи! Всего два часа назад шел дождь. Он начался позавчера и затихал лишь на короткое время. В дождь напрасно пытаться залезть на гору Ваэа — тропинка к вершине крутая, каменистая, скользкая, вьется по опасным уступам скал в густых зарослях тропической растительности.

Гора не столь уж высока, метров сто, но какой простор открывается с ее вершины! За моей спиной мягко горбятся покрытые древними лесами хребты острова Уполу, внизу у подножия Ваэа ярко высвечены солнцем красные черепичные крыши Апии. Над городом висит голубоватая дымка — это отдает влагу перенасыщенная дождевой водой земля.

Мне не просто было подняться на эту вершину. Местные жители не советовали — после дождевой воды дорога опасная. Но я все-таки решился. Я должен был побывать на вершине горы Ваэа! И вот стою здесь возле мраморной плиты. На плите выбита строфа стихотворения на английском:

…На камне моем вы напишете так:

Здесь его дом, его давний маяк,

Из долгих скитаний вернулся моряк,

Охотник из чащи лесной…

И крупными буквами такое знакомое с детства имя: «Роберт Льюис Стивенсон».

Здесь, на Уполу, неизлечимо больной писатель провел последние годы своей короткой жизни, здесь похоронен. Вот где он нашел свой «Остров сокровищ»!

Я стоял на вершине горы у самого берега тропического острова и вглядывался в вольный простор океана. И вдруг разглядел в нем крошечную точку на горизонте. Она медленно приближалась. Становилась крупнее, отчетливее. К острову подходил корабль.

Может быть, он из России?

Однажды мне довелось побывать в Туапсе. У причала вдруг увидел очертания знакомого судна. У меня сжалось сердце. Это была «Украина». Жив еще старый теплоход, по-прежнему трудится, по-прежнему шлепает по волнам на своих недолгих трассах от одного черноморского порта к другому. Я, не раздумывая, взял билет до Сочи и по трапу поднялся на борт судна. Побродил по его палубам, заглянул в салон первого класса, нашел знакомый диван — обивка на нем была уже новая, яркая, в модном пластике.

Теплоход медленно, неуклюже, по-стариковски устало отваливал от причала, словно ему не очень-то хотелось расставаться с покоем твердой земли. Внизу на пирсе стояла юная тоненькая девушка в белом платье, махала рукой и кричала: «Счастливого плавания!» Это напутствие предназначалось парню, который на баке помогал матросам свертывать швартовы. Головы матросов украшали полинявшие под солнцем и ветрами фуражки с золотыми якорьками над козырьками. На пареньке была такая же фуражка, только совсем новенькая, и якорек на ней полыхал огнем.

Когда судно вышло в море, юноша, проходя по шлюпочной палубе, увидел меня и, сдвинув брови, строгим голосом сделал замечание: