И снова про войну - [10]

Шрифт
Интервал

Мамка жильё устраивала, а Лёвчик всё возле фашиста вертелся. Штаны тот не снимал, хвоста не показывал, лаять — тоже не лаял.

Стал Лёвчик фашиста дразнить. Раз гавкнул, другой, третий…

Фашист голову набок сделал, точь-точь как Огурчик убитый, когда ещё живым был, да как ответит:

— Р-р-гав!

Лёвчик от неожиданности и сел. Надо же: вылитая собака! И не подумаешь, что человек.

А фашист давай хохотать-заливаться!

Не сдержался Лёвчик, на ноги вскочил, подпрыгнул к фашисту:

— Собака! Собака! Хвост покажи! Где у тебя хвост? — И — хвать за штаны, вниз тянуть: — Доставай хвост, собака!

Захохотал фашист пуще прежнего, ещё раз гавкнул, да ещё — ну точно пёс! Сам за штаны свои держится, не даёт Лёвчику снимать.

— Собака! Собака-фашист! — Лёвчик кричал.

Мамка из ямы выскочила: замолчи! Тряпкой сырой — откуда только такую взяла? — по заднюшке приложила, да поздно.

Второй фашист, на постой в их хату определённый, вернулся. Не один. Дядька Осип с ним был и учитель — вежливые оба, на рукавах пиджаков повязки белые, буквы чёрным написаны — непонятные.

Учитель фашисту и объяснил, что Лёвчик кричал и что в штанах искал.

Дядька Осип фашистского языка не знал, поддакивал только, да жаловался на мамку Лёвчика, мол, муж её, Лёвчика отец, против них, фашистов, воюет, стадо коровье всё, как есть до последнего телёнка, увёл от них, фашистов же.

— Я ест ссоббакка?! — изумился фашист.

И опомниться никто не успел, как Лёвчик валялся рядом с Огурчиком. Так сильно фашист его толкнул.

И мамка не помогла. Её дядька Осип, которого фашисты в полицаи определили, и учитель, что переводчиком стал, держали.

Ошейник с убитого Огурчика фашист в мгновение ока снял. И так же быстро на Лёвчика надел. И заговорил. Быстро-быстро. И зло — аж пена с губ летела.

Учитель перевёл.

— Ты теперь собака, — сказал. — Ты обязан ходить на четырёх конечностях и охранять этот двор. Если сюда зайдёт кто-нибудь посторонний, ты должен лаять. Если твой хозяин, — учитель махнул рукой в сторону фашиста, — прикажет, ты тоже должен лаять и даже выть. Если ты встанешь на ноги, ты будешь наказан. Если ты будешь говорить как человек, ты будешь наказан. Если ты не будешь лаять на чужих, ты будешь наказан. Если ты будешь вести себя как собака, тебя будут кормить. Если нет, тебя кормить не будут.

Мамку со двора дядька Осип со вторым фашистом увели. Больше Лёвчик её не видел.

Учитель задержался — посмотреть.

Лёвчик маленький — четыре всего, половинка не в счёт. Что ему сказали, он же не сразу понял.

— Куда ты, мамка? — вслед за мамкой кинулся.

На ногах кинулся, не на четвереньках.

Добежал бы, да цепь не дала — опрокинула на спину. Фашист подоспел — сапогом кованым так по ноге пнул, синё на ноге стало, и болью Лёвчику всё внутри, как кипятком обдало.

Взвыл Лёвчик. Фашист обрадовался.

— Как собака выть — это хорошо, — учитель перевёл. Фашисту подсказал: — С собакой играть можно — палку кидать. Кидаешь, собака приносит.

— Гут![6] — фашист оскалился.

Палку из изгороди достал — кинул.

— Принести! — приказал. — Ком! — добавил.

— Быстрее! — переводчик постарался.

Сел Лёвчик на землю:

— Не пойду!

— Конечно, не пойдёшь, — фашист усмехнулся. Через переводчика, понятно, не сам сказал. — Побежишь! На четырёх! А не побежишь…

Лёвчик сперва не побежал, да по другой ноге опять до синего досталось.

— Не бей! — заплакал.

— Не говорить! — фашист приказал. — Лаять! Гав-гав!

— Я не собака! — Лёвчик сказать хотел.

Фашист по лицу ударил. Хорошо не ногой, рукой — ладонью.

Пришёл Лёвчик в себя и… пополз за палкой брошенной.

Фашист рядом шагал — сопровождал, командовал:

— Голос! Голос!

Вицей — веткой с уцелевшего в огороде дерева сорванной — хлестал:

— Голос!..

Спал Лёвчик под крыльцом. Кормить его фашист не стал — недоволен был. Утром только пожалел — в миску Огурчика воды плеснул. Но, как только Лёвчик руками за миску взялся, тут же сапогом посудину выбил, снова Лёвчика вицей исстегал:

— Ты ест ссоббакка! Лакай!

Показал языком, — по воздуху поболтал, — как лакать надо.

Потом ушёл куда-то, когда второй фашист вернулся. Тот не бил, но и есть ничего не дал.

К вечеру живот у Лёвчика свело так, что хоть помирай. Огурчик опять же рядом лежал, мухи по нему, бедному ходили, раздуло его от жары — пахло сильно, аж голова кружилась. Вспомнил Лёвчик, за что Огурчику кличку его дали — огурцы любил свежие есть, только хруст стоял, как в огород заберётся! — и заплакал, затянул:

— И-и-и!

— Гут! — кто-то сказал.

Задрал Лёвчик голову, — сам на земле лежать остался, — а то фашист — хозяин. Вернулся. Стоит — улыбается:

— Гут! Ссоббакка!

Воды дал.

Лёвчик как ткнулся в миску лицом, так разом всю воду и выдул.

Фашисту смешно. По голове Лёвчика потрепал.

— Лай! — потребовал. — Гав-гав!

— Гав! — Лёвчик сказал несмело. — Гав!

— Гут! — ещё больше фашист обрадовался, сходил в хату, принёс кусок хлеба, на землю рядом с Лёвчиком кинул, съесть разрешил.

— Найн![7] — Без рук только.

С того и пошло.

2

Так пошло: Лёвчик лаял на людей, что изредка проходили мимо двора, выл по команде фашиста, бегал за палкой — на ту длину, что позволяла цепь, и получал свою порцию воды и хлеба. Изредка ему перепадали каша, варёный картофель и кукуруза. Но чаще Лёвчика награждали побоями. За всё. Даже просто так. Синяков на теле было так много, что Лёвчик не мог их сосчитать. Если бы и умел, не смог бы: как, например, сосчитать синяки на спине?..


Еще от автора Андрей Сергеевич Зеленин
Мамкин Василёк

В центре повести — двое детей, Василёк и Зинка, оказавшиеся по воле судьбы в водовороте событий Великой Отечественной войны. Не ради похвалы, не ради медали, не ради подвига они жертвуют собой — за победу и свободу родной страны и своих близких. Мужественно и стоически делают они выбор, который не под силу порой и взрослым, и выдерживают один из важнейших экзаменов жизни — на человечность.Книга предназначена широкому кругу читателей, может быть использована школьными преподавателями на уроках мужества и патриотического воспитания подрастающего поколения.


Рекомендуем почитать
Моя война

В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.


Танкисты

Эта книга — о механизированном корпусе, начавшем боевые действия против гитлеровцев на Калининском фронте в 1942 году и завершившем свой ратный путь в Берлине. Повесть состоит из пяти частей, по существу — самостоятельных произведений, связанных сквозными героями, среди которых командир корпуса генерал Шубников, командир танковой роты Мальцев, разведчик старшина Батьянов, корреспондент корпусной газеты Боев, политработник Кузьмин. Для массового читателя.


Что там, за линией фронта?

Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.


Танкисты. Новые интервью

НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка. Продолжение супербестселлера «Я дрался на Т-34», разошедшегося рекордными тиражами. НОВЫЕ воспоминания танкистов Великой Отечественной. Что в первую очередь вспоминали ветераны Вермахта, говоря об ужасах Восточного фронта? Армады советских танков. Кто вынес на своих плечах основную тяжесть войны, заплатил за Победу самую высокую цену и умирал самой страшной смертью? По признанию фронтовиков: «К танкистам особое отношение – гибли они страшно. Если танк подбивали, а подбивали их часто, это была верная смерть: одному-двум, может, еще и удавалось выбраться, остальные сгорали заживо».


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Уик-энд на берегу океана

Роман Робера Мерля «Уик-энд на берегу океана», удостоенный Гонкуровской премии, построен на автобиографическом материале и описывает превратности солдатской жизни. Эта книга — рассказ о трагических днях Дюнкерка, небольшого приморского городка на севере Франции, в жизнь которого так безжалостно ворвалась война. И оказалось, что для большинства французских солдат больше нет ни прошлого, ни будущего, ни надежд, а есть только страх, разрушение и хаос, в котором даже миг смерти становится неразличим.


Звонница

С годами люди переосмысливают то, что прежде казалось незыблемым. Дар этот оказывается во благо и приносит новым поколениям мудрые уроки, наверное, при одном обязательном условии: если человеком в полной мере осознаётся судьба ранее живших поколений, их самоотверженный труд, ратное самопожертвование и безмерная любовь к тем, кто идет следом… Через сложное, порой мучительное постижение уроков определяется цена своей и чужой жизни, постигается глубинная мера личной и гражданской свободы. В сборник «Звонница» вошли повести и рассказы о многострадальных и светлых страницах великой истории нашего Отечества.


Диамат

Имя Максима Дуленцова относится к ряду ярких и, безусловно, оригинальных явлений в современной пермской литературе. Становление писателя происходит стремительно, отсюда и заметное нежелание автора ограничиться идейно-художественными рамками выбранного жанра. Предлагаемое читателю произведение — роман «Диамат» — определяется литературным сознанием как «авантюрно-мистический», и это действительно увлекательное повествование, которое следует за подчас резко ускоряющимся и удивительным сюжетом. Но многое определяет в романе и философская составляющая, она стоит за персонажами, подспудно сообщает им душевную боль, метания, заставляет действовать.


Тайны гибели российских поэтов: Пушкин, Лермонтов, Маяковский

В книгу вошли три документальные повести и две статьи, посвященные трагической судьбе и гибели великих национальных поэтов России. В документальной повести «Сердечная и огнестрельная раны Пушкина» рассказывается о последних месяцах жизни Александра Сергеевича, тяжелой преддуэльной ситуации, которая сложилась в январе 1837 года, о коллективной травле поэта голландским посланником Геккерном и «золотой» молодежью Петербурга. Скрупулезно раскрыты условия и ход дуэли между А. С. Пушкиным и Ж. Дантесом, характер ранения поэта, история его последней болезни.


Дети победителей

Действие нового романа-расследования Юрия Асланьяна происходит в 1990-е годы. Но историческая картина в целом шире: перекликаются и дополняют друг друга документальные свидетельства — публикации XIX века и конца XX столетия. Звучат голоса ветеранов Великой Отечественной войны и мальчишек, прошедших безжалостную войну в Чечне. Автор расследует, а вернее исследует, нравственное состояние общества, противостояние людей алчных и жестоких людям благородным и честным. Это современное, острое по мысли, глубокое по чувству произведение. Книга рассчитана на читателей 18 лет и старше.