И снова о любви - [79]

— Я не ваша пациентка, доктор Саймон… даже если так утверждает моя мать.

Доктором Саймоном я назвала его намеренно — хотелось быть дерзкой и сдержанной, и это сработало. Он пристально на меня посмотрел, почесал затылок и вздохнул:

— Не фокусничай. Скажи, как ты себя чувствуешь?

— Не очень, — сдалась я.

Он порекомендовал «поговорить с кем-нибудь». Фиговый совет. Не хватало мне еще лекций и рецептов на таблетки, которые принимала Эвелин. Однако я пообещала подумать — чтобы он оставил меня в покое.

— Я сказал Нэнси, что перенести поступление в колледж на следующий год — лучшее решение, — продолжал он. — На мой профессиональный взгляд, тебе нужно отдохнуть, Ари. Ты согласна?

Я была согласна. Кивнула и поблагодарила:

— Спасибо.

Джеф уехал, а я пошла в дом.

Мама сидела на диване и курила.

— Как ты себя чувствуешь, Ариадна? — осторожно спросила она, словно я разлечусь на кусочки, если она не будет проявлять заботу.

— Хорошо, — вежливо ответила я и направилась к лестнице.

— Если понадобится лекарство, — сказала она мне в спину, — оно у меня.

Я посмотрела на нее. Она улыбалась как ни в чем не бывало, будто никто из нас не догадывается, что от передозировки буталбитала можно умереть. И я не имею представления, что она спрятала мои таблетки, пока я была в Куинсе. Наверное, сделать это ей тоже посоветовал Джеф.

Глава 23

Март запомнился переживаниями из-за отсутствия «гостей». Ожидание приводило меня в ярость. В пятницу после обеда, когда я отправилась на прием в клинику, их все еще не было.

Молоденькая медсестра, обращаясь с моей левой рукой как с игольницей, лепетала: «Простите, у меня очень мало опыта». Я хотела сказать, что она не виновата, просто у меня плохие вены, но не было сил ее подбадривать. С шестого раза она попала в цель, а затем вручила мне пластмассовый стаканчик.

— Пописайте сюда, — велела она, и я подумала, что до специалиста ей далеко. Профессиональная медсестра не станет пользоваться терминологией безмозглых подружек Эвелин. — Туалет прямо по коридору.

Пробравшись через набитую брюхатыми девчонками приемную, я попала в туалет размером с кладовку. Прикрученный к стене поручень для престарелых пациентов добавлял помещению мрачности, а ужасные мысли о надвигающейся слепоте, волдырях на коже и о задержке не давали наполнить стакан. Я представляла водопады, ливни и подобные вещи, и это сработало, но внезапно кто-то постучал в дверь.

— Минутку! — крикнула я, засуетилась, взмокла и в итоге просидела там намного больше минуты, обдумывая, как нести мочу через коридор, чтобы никто не увидел.

Стук повторился. Закрыв стакан крышкой, я поставила его к себе в сумку. Только бы не расплескать!

— Наконец-то! — За дверью стояла беременная девчонка в футболке с надписью «Только тронь мой живот!» и с младенцем на руках, готовая меня придушить. — Ну и наглость — заседать в туалете целых пятнадцать минут!

Не ответив, я быстро прошла мимо. Мне были чужды все эти правила и пробивные девчонки с фингалами — «подарками» их никчемных мужчин, — вынужденные отовариваться продуктами по льготным талонам.

Я отдала медсестре стаканчик и спросила:

— Когда позвонить?

— Мы не сообщаем результаты по телефону, — ответила она. — Вам нужно явиться на личную беседу с врачом.

— Зачем? — удивилась я.

Хотя все и так было понятно. Клиника не хотела брать на себя ответственность за возможные последствия. Если результаты окажутся положительными, у кого угодно может поехать крыша, и человек наделает глупостей. Например, проглотит горсть таблеток от мигрени.

— Таков порядок. Запишитесь на прием.

В регистратуре тоже не повезло. Дежурная пролистала журнал и велела прийти через три недели — для меня все равно, что через три года.

Ничего не поделаешь. Я кивнула и с трудом пробралась через приемную, где со всех сторон слышались фразы типа «отец моего ребенка» и «просроченные алименты». Они продолжали звучать в ушах и на улице, под колокольный звон, напомнивший мне о похоронах. В оцепенении я брела домой, размышляя о том, как докатилась до такой жизни.

В понедельник утром я заметила, что снег на лужайке перед домом начал таять, а под ногами у святой Анны жидкими пучками пробилась трава. Ранняя весна казалась отвратительной, и я решила навсегда задвинуть шторы у себя в комнате. Потом собрала учебники.

В дверях стояла улыбающаяся мама.

— Подкинуть тебя сегодня, Ари? — мягко спросила она.

С тех пор как я вернулась в Холлистер, она задавала этот вопрос каждый день, и я, как обычно, помотала головой. Не хватало еще гонять ее на Манхэттен, я и без того доставила ей массу неприятностей.

Выйдя на улицу, я не оглядываясь пошла вперед. Невыносимо было смотреть, как она стоит у окна в гостиной, вцепившись в портьеру. Она беспокоилась о моем будущем, как когда-то о будущем Эвелин, и от этого хотелось плакать.

Путь до станции, похоже, растянулся на несколько миль, а поездка в метро до Манхэттена казалась бесконечной и вызывала приступ клаустрофобии. В вагоне было тепло, на пустом сиденье я заметила брошюру «Безопасный секс». От мысли, что мне еще целых десять дней дожидаться результатов теста, я запаниковала. Все вокруг поплыло перед глазами, и мне пришлось выйти из метро, чтобы отдышаться.