И пусть их будет много - [26]

— Туда, — она махнула рукой в направлении чернеющей на фоне серого неба башни.

Луна то выглядывала из-за туч, то снова пряталась.

Де Ларош, подняв голову, всмотрелся в окна-бойницы, неуверенно произнес:

— Там кто-то есть…

— Вижу. Именно поэтому мы сейчас туда поднимемся.

Она шла так быстро, как только могла. Добравшись до деревянной лестницы, ведущей ко входу в башню, приостановилась, чтобы перевести дух.

— Но дверь, должно быть, заперта… — то ли спросил, то ли сообщил де Ларош.

— Если она заперта, вы разобьете ее или найдете ключ! Мне все равно. Но я должна теперь же попасть внутрь.

Она быстро взбежала по лестнице, схватилась, дернула за холодную скобу. Дверь открылась — легко и на удивление тихо. Клементина шагнула внутрь. Она была бы испугана, если бы не была переполнена яростью.

Внутри башни им пришлось двигаться значительно медленнее.

Осторожно, глядя под ноги и одновременно стараясь не упускать из вида бесконечных углов, поворотов, дверей и дверец, поднялись на самый верх. Огонек, — тот самый ли? — мелькнув, скрылся за дверью, ведущей вбок.

Клементина шагнула за ним.

— Это ты, малышка, — услышала она незнакомый голос. — Я ждала тебя.

Де Ларош выхватил шпагу и бросился вперед, стараясь заслонить Клементину от непонятно откуда доносящегося голоса.

Смех дребезжащий, негромкий, но плотный — не продохнуть, — окружил их со всех сторон. Стих быстро.

Из незамеченного ранее Клементиной отверстия показалась всклокоченная голова.

— Не смешите старуху, уберите вашу шпагу, — сухонькая, словно мышь, старушонка выскользнула из этого отверстия.

Клементина почувствовала, как освобождается ее душа, как отпускает тяжесть, давившая на нее все последнее время. Одним призраком меньше! Кто бы ни была эта старуха. Что бы она тут ни делала.

— Кто вы? — Клементина окончательно успокоилась, когда теплая старческая рука коснулась ее кисти.

— Идем со мной, детка.

Клементина сделала шаг, другой.

Ансельм де Ларош двинулся следом.

— Может, молодца своего спать отправишь? — насмешливо взглянула старуха на провожатого. — У тебя одной мужества больше, чем у многих мужчин.

— Я никуда не уйду! — сказал де Ларош, как отрезал.

— Нет, — покачала головой Клементина.

— Ну, как пожелаешь, — старуха по-прежнему обращалась к Клементине. — Раз уже явился — пусть будет. Он нам не помешает.

Она повела их по узкому темному коридору, коснулась рукой стены около огромной железной двери. Послышался скрежет, потом щелчок. Старуха открыла дверь, поманила их за собой.

Они вошли внутрь, и Клементина увидела маленькое помещение, узкое и длинное, освещенное несколькими оплывшими свечами.

— Садись, — старуха указала ей на выступ, покрытый каким-то серым мехом.

Клементина послушно опустилась на него, тем более что от пережитого волнения ноги плохо держали ее.

— И ты сядь! Вон туда, — старушка указала де Ларошу на разложенную на полу шкуру. — Не мешай нам говорить.

Он воткнул факел в специальное отверстие в стене, потом сел, прислонился спиной к каменной кладке, положил шпагу на колени, приготовился стеречь.

Старуха повернулась, скользнула к каменному столу, на котором были разложены какие-то баночки и мешочки, начала что-то бормотать. Достала из мешочков несколько горстей разной травы, насыпала в большой и плоский металлический сосуд, — то ли чашу, то ли блюдо, — подожгла. По комнате распространился чудный запах леса и бесконечного покоя.

Стало легко и спокойно, слегка отяжелели веки, и по всему телу разлилась истома.

Старуха достала из лежащего на столе заплечного мешка какую-то склянку, поднесла ее к губам Клементины.

— Сделай глоток.

Клементина покачала головой, обернулась, взглянула на де Лароша. Тот смотрел на нее пристально, как будто с усилием. В его застывающих глазах мелькали отсветы пламени.

Старуха подошла к мужчине, взяла его за руку, что-то проговорила, глядя в темноту неподвижных зрачков. Коснулась сморщенной ладонью глаз. Когда она отошла от него, де Ларош спал. В той же позе, сидя, сжимая в руке эфес ставшей бесполезной шпаги.

— Не бойся. С ним все в порядке, — сказала старуха. — Поспит немного, проснется, когда скажем. А теперь все же выпей.

— Кто вы? — спросила, наконец, Клементина.

— Я Жиббо, — ответила старуха. — Все зовут меня ведьмой и бегают ко мне за помощью. Пей. Здесь — твоя сила.

Клементина коснулась губами склянки, вылила несколько капель на язык.

— Горько, — сказала.

— Горько — это ничего, — улыбнулась хитро старуха. — Горькие травы — небольшая тягость. Горечь их печалит гортань, но пробуждает аппетит к еде и жизни. Тебе это сейчас нужно.

Она посмотрела на Клементину долгим взглядом, будто изучала.

— Да. Так и есть, — сказала загадочно. — Так и есть. Но все это позже, не сегодня… У меня еще есть время.

Жиббо подняла ладонь на уровень глаз Клементины.

— Смотри на меня.

Повела руками вверх, вниз, по сторонам. Клементина почувствовала удивительное, в одно мгновение разлившееся по телу тепло.

— Сил у тебя маловато. Плохо это. — Старуха села напротив. — Многое тебе предстоит, а ты больна и ни на что не годна. Нужно тебе быстрее выздоравливать.

И старуха что-то забормотала, словно Клементины уже рядом не было. Поднялась, медленно доплыла до стола, продолжая то ли говорить, то ли напевать, завозилась с маленькими темными бутылочками. Соединила две жидкости в одной склянке, потрясла аккуратно, размешивая. Вернулась к Клементине, наклонилась, заглянула ей в глаза.