И прости нам грехи наши... - [4]

– И чего мне не сиделось дома? – корил он себя, переваливаясь с боку на бок. – Надо же быть таким дураком, что бы связаться с этим влюбленным неудачником.

В этот день Стеф вернулся позднее обычного. Наконец-то ему улыбнулась удача. Владелец частного филателического магазина выгодно купил у него несколько экземпляров и дал адрес своего компаньона в Венгрии. Окрыленный успехом, Стеф обложился газетами и до поздней ночи делал заметки в записной книжке.

– Завтра переезжаем в Будапешт, – уверенно сообщил он Левше, – там, наверняка, расторгуемся. А если нет, то я нашел несколько адресов в Австралии.

– Может в Австрии, – с надеждой переспросил Левша, подумав, что ослышался.

– Нет, в Австралии. Я по газете нашел покупателя в Мельбурне, – безумно блеснул стеклами очков Стеф.

– А как мы туда доберемся, – уныло поинтересовался собеседник. У нас не хватит денег заплатить за билеты на пароход.

Это замечание Стефа не обескуражило.

– Что-нибудь придумаем. Можно будет устроиться кочегарами на пароплав. Или, в крайнем случае, продадим твое кольцо с диамантом. Я знаю тут одного очень порядочного ювелира. Уверен, что он даст настоящую цену, и мы опять будем на коне. До речи, давно збираюсь запытать, откуда у тебя кольцо с таким коштовным камнем старой огранки?

– Купил, нашел, еле ушёл, – усмехнулся Левша.

Ему ни под каким соусом не хотелось плыть к берегам далекой Австралии в пыльной и душной кочегарке, а тем более расставаться с кольцом, которое он заказал из последнего Никанорового бриллианта.

Наутро он забрал у компаньона пачку злотых с множеством нулей и объявил о своем выходе из концессии.

– Сейчас едем на вокзал, берем билет до Москвы и меняем часть денег на российские рубли мне на проезд. Все, что останется – твое.

Когда подали поезд и Левша, мысленно попрощавшись с гостеприимной Варшавой, взялся за поручни, Стеф придержал его за рукав.

– Не гневись, отец родной. Может, передумаешь и залышышся. Все так файно складывается. Я майже певен в успиху. А на счет диамантового кольца я пожартував. И так прорвемся.

Где-то в глубине сознания у Левши на миг возникло недовольство собственным прагматизмом. «Может быть, правильно поступает этот настырный очкарик, ради любви пустившийся во все тяжкие, не думая о последствиях? – спросил он себя. – Может все-таки стоит остаться и не жалеть это ничтожное кольцо? Тем более что Стеф знает одного очень порядочного ювелира, готового дать настоящую цену. После чего они опять будут на коне».

Но это чувство длилось только одно короткое мгновение. «Пусть мудрость будет твоей сестрой, а разум братом твоим» – вспомнил Левша слова из самой главной Книги, когда-либо написанной людьми. Он тыльной стороной поднес ладонь к губам, дохнул на бриллиантовое кольцо, потер его о рукав шерстяной куртки и полюбовался игрой самоцвета.

– Все нормально было в бане, только не было воды. Ты извини, бродяга, но кажется, нам с тобой не по пути.

Левша пожал сухую, холодную ладонь Стефа и с удовольствием услышал, как прилично одетый, солидный господин в белых лайковых перчатках и с бабочкой, похожий на польского киноактера Збигнева Цибульского, поднимающийся впереди него, зацепившись толстым чемоданом, виртуозно выругался на русском языке и выплюнул на пол тамбура жевательную резинку.

– Шкандаль, – с укоризной бросил ему вслед Стефан.

«Скорее всего, тоже дипломат», – подумал Левша и, следуя у незнакомого попутчика в кильватере, прошел в вагон.

Вернулся бродячий филателист, только когда стало тепло, давно отцвели вишни и, по вечерам, до головокружения пахло сиренью. Где и как провел несколько месяцев и доплыл ли до далекой Австралии, он благоразумно умолчал. Одет Стеф был по-европейски модно и дорого. Темно-коричневый замшевый пиджак, ослепительно белая батистовая рубашка, черные брюки из тонкой шерсти и туфли с золотистыми пряжками от «Чезаре Пачотти», делали его похожим на оперного певца первой величины. На носу, вместо роговых, красовались очки в золотой оправе, а правой рукой путешественник небрежно держал резную тросточку из сандалового дерева. Когда он протягивал барменше непомерные чаевые, то Левша обратил внимание на сжимавшие запястье левой руки швейцарские золотые часы с браслетом. «С таким франтом можно было и по афере поработать», – подумал он.

Несмотря на столь респектабельный вид, Стеф временно отказался возвратить занятые у Апазида деньги. Грек возмутился и согласился ждать три дня, а поле этого пообещал включить счетчик.

– Я сейчас без наличностей, – веско заявил Стеф негоцианту, поглядывая на часы. – Рассчитаюсь через неделю. Все вложил в дело.

Он стал в позу фехтовальщика, как шпагой прикоснулся тростью к левой стороне Апазидовой груди и небрежно добавил:

– Греческий Гобсек, если вы будете таким жорстоким, я вызову вас на дуэль. Вы имеете дело со Стефаном Радзевиллом. Ваши никчемные деньги как в банке. За мной не заржавеет.

– А за мной тем более. – Белоснежным носовым платком Грек потер то место, к которому прикоснулся Стеф и бросил его в урну.

Грек отвел Левшу в сторону и недовольно проворчал:

– Что у тебя общего с этим безумным дуэлянтом?