И проснуться не затемно, а на рассвете - [82]

Начал Грант Артур с того, что стал называть вещи правильными именами: не «церковь», а «храм», не «Ветхий Завет», а «Тора». Он сменил одежду – купил себе простой черный костюм. Перестал бриться. Носил кипу, а позже стал надевать и талит. После окончания школы Мирав начала помогать дяде в магазине, а он целыми днями читал Тору и комментарии к ней. Он все схватывал на лету. Однажды он поприветствовал ее на иврите. Вскоре Грант Артур ушел к другому раввину – рабби Репальски из храма Бет Элохим, который много знал и с удовольствием рассказывал ему об Израиле. Эта страна поразила его в самое сердце: он захотел там жить. Скорость ее создания не укладывалась в голове. Впрочем, так оно и бывает, думал он, когда шесть миллионов людей становятся жертвами Холокоста.

– Это как на автостраде, – говорил Артур. – Едет огромный грузовик с табличкой «КРУПНОГАБАРИТНЫЙ ГРУЗ», а сзади – в это сперва невозможно поверить, но вот ты подъезжаешь ближе и понимаешь, что он везет целый дом! Самый настоящий дом едет по автостраде! Вот это и есть Израиль. Дом, который везут по автостраде.

– Я таких не видела, – сказала Мирав. Она еще никогда не ездила по автострадам, хоть и жила в Лос-Анджелесе.

Несколько дней спустя, почитав еще немного, он заявил:

– Мирав, но ведь совсем не Холокост стал причиной создания Израиля. Израиль зародился гораздо раньше. И даже не в качестве религиозного движения. Именно светские евреи, интеллектуалы чувствовали необходимость создания своего государства. Они знали, что хаскала – это смертный приговор. Ты слышала про хаскалу? Израиль основали люди вроде Мозеса Гесса – Гесс, Пинскер и Герцль.

Про Герцля она слышала, но про остальных нет. Мирав семнадцать лет училась у Ошера Мендельсона, а Грант Артур за считаные месяцы узнал больше, чем она – за долгие годы.

– Суть в том, – сказала она нам спустя тридцать лет, – что у него был блестящий ум. Честное слово, он за полгода почти в совершенстве овладел ивритом. Я была потрясена – и сказала ему об этом. Он ответил: «Если Бен-Йехуда изобрел его за год, почему я не могу выучить его за полгода?» К тому времени он побывал ровно на одном шаббате.

Мирав не могла пригласить его в гости. Не могла познакомить с родителями. Сколько бы он ни изучал Тору, как хорошо бы ни знал иврит, евреем ему не стать. Либерально настроенные раввины, в синагогах которых мужчины и женщины молились вместе, могли провести его через гиюр, но в глазах Ошера Мендельсона, раввина синагоги Шалом Бнаи Исраэль, человека с твердыми убеждениями и хорошей памятью, принадлежавшего к тому поколению, когда пропасть между евреями и неевреями была глубока как никогда, Грант Артур не мог стать евреем, потому что он им не родился.

Однажды Грант Артур заявил ей:

– Я стану раввином.

К тому времени она уже побывала у него дома. Видела его спальню (внутрь не заходила) и матрас на полу, на котором лежала единственная белая простыня. Никакого другого постельного белья не было, и кроватей других тоже не было. Во второй комнате стоял шезлонг, в третьей – кресло-мешок. В пустых шкафах и буфетах – ничего, кроме нескольких разномастных чашек и тарелок. Эта картина одинокой жизни человека ее возраста долго не шла у нее из головы. Жизнь без кроватей, без мебели, без посуды, без родственников, без дюжины двоюродных братьев и сестер на кухне! После визита к Гранту Артуру на глаза Мирав в самые неожиданные моменты наворачивались слезы – стоило ей подумать о том, что этот юноша сумел обзавестись собственным домом, но был совершенно неспособен его содержать. Поэтому она решила придать его жилищу хоть некое подобие дома: принесла кружевные занавески, менору, покрывало, сервировочное блюдо, два одинаковых бокала. Грант Артур так расчувствовался, что в слезах поцеловал ее. Его никто никогда не любил, сказал он. Мирав ждала какого-то продолжения, но не дождалась. Его никто никогда не любил, вот и все. Она тоже заплакала и поцеловала его. Всякий раз, покидая его дом – этот приют отшельника, полный книг, – она забирала с собой ритм его дыхания. В физическом смысле она больше никогда не была так близка с другим человеком; казалось, он дышал внутри ее.

Долгое время дом пустовал. Но однажды она вошла и увидела на стене картину Марка Шагала. На картине были корова и скрипка, козлиные головы, темно-синее небо, луна с ореолом, мешанина покосившихся домов, упавший стул, женщина на облаке. Мирав совсем не разбиралась в искусстве, художниках и стилях, но Шагала знала. Отец показывал ей его картины. Еще она знала, что работы Шагала обычно висят в музеях.

– Что она здесь делает?

– Тебе нравится?

– Это оригинал?

– Разумеется!

– Где ты ее взял? Сколько она стоит?

– Ее купила моя бабушка. Ну, то есть моя бабушка умерла, но я купил картину на деньги, которые достались мне по наследству. Как думаешь, твоему отцу понравится?

Мирав попыталась передать шок, который испытала при виде этой картины в пустом, кое-как обставленном доме. Она знала, что Грант Артур – необычный человек; она не знала, что он родился в такой немыслимо богатой семье. Его отец был адвокатом на Манхэттене, а мама – светской львицей. Грант Артур не разговаривал с ними уже больше года.