«И проиграли бой» - [69]

— Со всех машин соберем для наших «боевых». А послезавтра еще что-нибудь придумаем. Да, может, завтра так этих подлюг продажных запугаем, что они потом и в сады то не сунутся, а мы передохнем, пока новая партия «подменщиков» не прибудет.

Джим спросил:

— Мне можно завтра поехать, а?

— Да какой от тебя толк! — крикнул Мак. — Там нужны крепкие кулаки. Ты только место в машине будешь занимать. Подумай сам, куда тебе с больной-то рукой?

Откинув полог, вошел Лондон, довольный и раскрасневшийся.

— Да, ребята, похоже, настроены по-боевому. Так разошлись, что ни за понюшку табаку в Торгасе камня на камне не оставят.

— Держите их построже, — посоветовал Мак. — У них сейчас на сытый желудок кровь взыграла. Точно жеребцы необъезженные: выпусти их — не поймаешь.

Лондон пододвинул ящик, сел.

— Сейчас и ужин поспеет. Слышь, Мак, я все хотел спросить: поговаривают, будто ты — красный. И те, что приезжали, то же самое твердят. Похоже, все о тебе разнюхали.

— Вон оно что!

— Ответь мне честно: вы с Джимом — красные?

— А как по-твоему?

Глаза у Лондона сердито сверкнули, но он сдержался.

— Не юли, Мак. Мне не по нраву, что наши враги знают о тебе больше, чем я. Да я, черт возьми, вообще ничего не знаю. Явился к нам в лагерь, подсобил. Я ни разу тебя ни о чем не спросил. Ни разу. И сейчас бы об этом разговор не завел, кабы знал, чего от тебя ждать.

Мак замялся, Вопросительно взглянул на Джима. Тот кивнул: говори, мол, я не против.

— Видишь ли, Лондон, — начал Мак. — Люди к тебе привязываются, и привязываются крепко. Сэм любому, кто на тебя косо посмотрит, горло перегрызет.

— Верно, друзья у меня хорошие, — согласился Лондон.

— Вот и я о том же. Я ведь тоже к тебе привязался. Ну, допустим, я — красный, что тогда?

— Ты останешься мне другом.

— Ну, вот и славно. Я и впрямь красный. И никакой тайны из этого не делаю. Говорят, дескать, я эту стачку затеял. Но пойми же: рад бы я ее затеять, да одному не под силу. А здесь и сил-то прикладывать не пришлось. Все само собой закрутилось.

Лондон глядел на него внимательно и настороженно, словно боялся вспугнуть мысль Мака, которую он, Лондон, медленно пережевывал.

— А что вы с этого имеете? — спросил он.

— Ты о чем, о деньгах, что ли? Да ни гроша не имеем.

— Тогда зачем вам все это надо?

— Трудно объяснить… Ну, вот, скажем, ты горой стоишь за Сэма, за всех, кто с тобой колесит по стране. А я — за каждого американского работягу душой болею.

— И даже за тех, кого не знаешь?

— Даже за тех! Да и Джим такой же, как и я.

— Ну и ну! Прямо чертовщина какая-то! Не дурачишь меня, парень? Неужто ни гроша за свою работу не получаете?

— А мы разве сюда на «роллс-ройсах» прикатили?

— Ну, может, потом?

— Когда — потом?

— Потом, когда забастовка кончится, тогда и огребете.

— А этого «потом» у нас просто не будет. Кончим работу здесь, нас следующая забастовка дожидается.

Лондон смотрел на Мака прищурившись, словно хотел прочитать мысли.

— Что ж, поверю, — раздумчиво произнес он. — Пока ты меня еще не пробрасывал.

Мак крепко хлопнул его по плечу.

— Спросил бы раньше, я бы таиться не стал.

— Ничего против красных я не имею, — сказал Лондон. — Хотя только и слышишь, как их поносят. Сэм, конечно, и зол бывает и вспыльчив, но о нем и слова плохого никто не скажет. Пойдемте-ка, поедим.

Мак поднялся.

— Я, Джим, вам с Лизой ужин принесу.

Уже выходя, Лондон сказал:

— Эх, ночь-то какая светлая! Я и не знал, что сегодня полнолуние.

— Ничего подобного!

— Да ты взгляни! Видишь, какая луна выкатывает!

— А почему ж не с востока? Да это ж… Господи! Это ж у Андерсона полыхает! Его дом подожгли! Собирай ребят! Где ж наши охранники были?! Быстрей ребят собирай! — И он бросился к деревьям, за которыми занималось красное зарево.

Джим соскочил с матраца и бросился вслед за Маком. Он и не чувствовал боли в плече. Вот что-то пророкотал Лондон, затопало множество торопливых ног. Около деревьев Джим припустил быстрее — из-за вершин уже показался дымный гриб, в красных бликах мелькали языки пламени. За топотом ног слышался зловещий треск. С пожарища доносились отчаянные крики, приглушенный собачий вой. От деревьев побежали длинные тени. На задах в саду тоже хозяйничал огонь, там суетились темные фигуры. Впереди Джима, тяжело топая, бежал Мак. Все ближе жаркое дыхание пожара. Джим догнал друга.

— Горит сарай, — выдохнул он. — Яблоки успели вывезти?

— Джим! Ты-то какого черта увязался! Яблоки там, в сарае. А вот где наши охраннички, хотел бы я знать! Ни на кого положиться нельзя!

Сад кончился. На открытом месте их сразу опалило жаром. Все четыре стены сарая были охвачены пламенем, золотистые языки уже жадно лизали крышу. Охрана столпилась у маленького дома Андерсона, притихшие люди смотрели на пожар, а перед ними прыгал и корчился Андерсон.

Мак остановился.

— Мы уже ничем не поможем. Наверное, газолином облили.

Мимо пронесся Лондон, страшным было его лицо. Подбежав к охранникам, он закричал:

— Где вас черт носил! Проворонили все на свете!

Один из охранников крикнул, перекрывая шум и треск:

— Ты же сам за нами человека прислал! Мы полпути прошли, тогда и увидели, как амбар занялся.

Ярость в Лондоне враз утихла, разжались кулаки. Словно взывая о помощи, повернулся он к Маку с Джимом, в глазах у тех играли блики пламени. К ним подскочил Андерсон, он неистово трясся, дергался. Приблизившись к Маку, вскинул голову и бросил ему в лицо: