И про тебя там написано - [31]

Я несла какой-то бред, лишь бы не молчать. Потому что в горле у меня стоял ком.

Не всезнающий великан, видящий все насквозь, а маленький тщедушный паренек, ростом не выше меня. Со скошенным подбородком, заросшим щетиной. За кассой в H&M!

— А-а! — отозвался он довольно безучастно. — Эк ты выросла. Пакет нужен или как?

— Что ты здесь делаешь? — прошептала я.

— Ну ты же видишь. Работаю. А вообще — готовлюсь к вступительным.

— А как же учеба и стажировка за границей?

— Чего?

— Да ничего, не бери в голову. Пакет не нужен, и так сойдет. — Я запихала носки в карман куртки, пробормотала что-то на прощание и потащилась к эскалатору.

Петровна не отвечала на мои сообщения. Конечно, такое и раньше бывало. Я скрепя сердце мирилась с тем, что в ее жизни есть вещи поважнее меня. Но сейчас ее молчание было ох как не вовремя.

«Зачем ты мне соврала? — я ожесточенно дубасила по экрану. — Ты где вообще? Как насчет меня? Я вообще существую? Или меня Лея выдумала? Ответь! А то я рехнусь сейчас».

В «Вотсапе» я видела, что она даже не читает мои сообщения. Только несколько часов спустя она открыла их все разом, но ответить так и не соизволила. Еще через несколько часов пришло короткое «Не могу. Позже».

На кого другого я бы давно разобиделась. Но мы с Петровной слов на ветер не бросаем. А вот когда на следующий день она не пришла в школу, так ничего мне не написав и не объяснив, — это был уже перебор.

Без Петровны я чувствовала себя одинокой и беспомощной. Впервые в жизни я задалась вопросом, почему у меня нет других подруг. Я не была ни душой компании, ни изгоем и иногда с удовольствием трепалась и смеялась с одноклассниками. Так почему же без Петровны у меня всегда такое чувство, будто я лишилась какой-то важной части себя?

Из-за всех своих горестей я на перемене увязалась за Яспером, который как раз направлялся во двор с баскетбольным мячом под мышкой.

— Время есть?

Он вздохнул. Да и ухмылочка была не такая широкая, как раньше.

— Это срочно? — осведомился он.

— Для меня — да.

Он кивнул и на ходу бросил мяч кому-то из десятиклассников. И поплелся со мной в укромное место между кустами и сетчатым забором.

— Не бойся, целовать тебя я больше не буду, — сказала я. — Поговорить надо.

Он вежливо ждал.

— Я тебе нравлюсь? — спросила я.

— Как будто ты сама не знаешь, — он смотрел мне прямо в лицо, словно это само собой разумелось.

— А почему?

Он уставился на мыски кроссовок. И пожал плечами.

— Как объяснить почему? Могу только сказать, почему ты не должна бы мне нравиться.

— Тоже пойдет. Руби правду-матку.

— Ты эгоцентрична, — сказал Яспер.

— Чего?

— Считаешь, что ты — главная в мире.

— Я знаю, что значит «эгоцентричный», — перебила я. — Я не понимаю, с какой стати. Я ничего такого не считаю.

— Тебе плевать на окружающих. Ты играешь главную роль, а остальные — статисты. Да что там — декорации. Для тебя важна только ты сама.

— Неправда! — У меня язык чесался поведать ему всю правду о нас с ним, но все-таки я сдержалась. А то возомнит, что я не только эгоистка, но еще и чокнутая. — А ты что, другой? Тебя интересует кто-то, кроме тебя самого?

Он засмеялся.

— Может быть, мы все как ты и просто этого не замечаем. Но я бы сказал, что да, меня интересуют другие люди.

Я собиралась засы́пать Яспера вопросами, хотя бы для того чтобы доказать ему, что он зря так обо мне думает и меня очень даже заботят другие люди — вот, например, он. Но в этот момент где-то в недрах моей одежды что-то завибрировало. Я принялась лихорадочно искать «айфон». А когда наконец нашла, обнаружила сообщение от зубного: мне напоминали о предстоящей чистке. Яспера уже и след простыл.

11

Я стучала в Петровнину дверь. Никто не спешил мне открывать. Я слышала, как вопят ее братья и палят пулеметы. Звонок им совершенно по барабану. Я успела отбить себе весь кулак, когда дверь наконец распахнулась. На пороге стояла женщина, скорее молодая, чем пожилая, — очевидно, одна из бесчисленных тетушек и кузин, которые хоть и жили кто где, но все время обретались у Петровны.

— Я к Эрне, — сказала я. Эрной зовут Петровну на самом деле. Ее папаша-киргиз и мамаша-турчанка не смогли сойтись ни на одном киргизском или турецком имени, поэтому выбрали немецкое, да еще и первое попавшееся: так звали пенсионерку, которая однажды подрезала их на дороге и превратила их древнюю колымагу в металлолом. Страховка лихой старушки в три раза превысила реальную стоимость разбитого драндулета, поэтому Эрна вошла в пантеон семейных святых. Неудивительно, что Петровна на эту кличку не отзывается.

— Эрна!!!!! — крикнула тетушка или кузина в глубь коридора. Оттуда донесся многоголосый гомон, и женщина вновь повернулась ко мне: — Эрны нет дома.

— А где она?

— Понятия не имею, — и она захлопнула дверь у меня перед носом.

Я села на ступеньки и обхватила голову руками. Петровна прогуляла школу, трубку не берет, дома ее тоже нет. С кем же поговорить? С матерью я не веду серьезных разговоров с тех пор, как мне стукнуло три. У отца только что была. Яспер считает меня малахольной, да еще и врушкой.

Оставался только один человек, к которому я могла обратиться. Которому не придется слишком много объяснять. Потому что она и сама все знает, раз описала мою жизнь.