И пришел доктор... - [101]

В тот самый день, когда я пришёл в организованный пункт сдачи биоматериалов, случилось очевидно непонятное и существенно непоправимое. В помещении для выкачивания крови было на удивление тепло. На окнах висели клетчатые шторы, а вокруг стопками лежали стерильные простыни. Я удобно расположился в кресле: вытянул ноги и оголил левую руку, на которой отчётливо пульсировала дорогая мне локтевая вена. Расслабив спину и закрыв уставшие от службы на Севере веки, я терпеливо готовился стерпеть те неприятные ощущения, которые просто неминуемы, когда холодный металл пронзает кожный покров и эластичную сосудистую стенку. Моментально возникшая мысль, что данные ощущения ничто в сравнении с ценностью донорской крови, привели к тому, что я окончательно успокоился, а моё тело, местами, даже начало дремать.

В тот самый момент, как мне вот-вот пытались ввести иглу и скачать частичку тёплой кровушки, в кармане завибрировал мой мобильный телефон. Можно было не ходить к хироманту — звонил Хамченко.

— Доктор, почему не на службе? — с первых же слов он включил любимую «дурку».

Если я ещё не писал (а если писал, повторюсь), то «дурка» — это любимая игра военных. В неё играют все, от мала до велика. Суть военной игры проста: задавать абсолютно тупые вопросы, изображая при этом полное недоумение на все возражения оппонента. Кроме того, необходимо всем видом показывать, что обсуждаемый вопрос ты слышишь впервые в жизни. Самые асы в «дурке», разумеется, начальники (служили много). Кроме того, им и играть в неё легче, поскольку подчинённого всегда можно прервать в середине игры, сказав: «Лишу премии» или что-нибудь в подобном духе. А начальство же не запугаешь разными лишениями. Тем не менее, я знаю способ держаться наравне с начальством в столь интересной игре, под стратегическим названием «дурка».

Итак, зам задал контрольный вопрос, который по своей форме сразу дал мне понять, что играем в любимую игру начальства.

— Сдаю кровь. Вся сила в гемоглобине, — честно признался я, вспомнив реплику из классики. — Командир утвердил списки, да и Закон «О донорстве» разрешает, — разъясняю заместителю подноготную, точно младенцу.

— Ничего не знаю, приказываю прибыть на службу! — продолжает он по телефону изображать идиота.

В этот момент игла впилась в вену, пронзив мою нежную докторскую кожу. Как итог, я потерял контакт с сотовым телефоном и разговор с Тюфяком окончился. На службу, весьма очевидно, врач части в тот час не прибыл. Правда, меня вынудили-таки объявиться на следующий день. Обескровленный, вместо положенных драгоценных суток отдыха я поплёлся в базу, тяжело волоча обескровленные ноги. Встречал меня всё тот же кретиноид — Хавченко.

— Доктор, почему вчера не прибыли на службу? — опять начал он вчерашнюю игру.

— Командир списки утвердил, Закон сдачу разрешил, — подробно объясняю я ему то же самое, что и днём раньше.

— Никаких списков я не видел и Закона не знаю! Почему не прибыл? — продолжает Харя тренироваться в безумии.

— Товарищ капитан второго ранга. Я Вам уже рассказал почему, а посему второй, а ровно и третий раз повторять не буду, — отвечаю спокойно. С кретиноидами нужно только так, иначе весь день можете в пустых разговорах потерять.

— А-а-а, что за фигня-а-а! — переходит он на омерзительный крик. — Почему не прибыл?!

— Руслан Иванович, — обращаюсь, как можно вежливее, к заму. — Не кричите на меня, пожалуйста. Понятно? — ещё спокойнее парирую я: чем выше оппонент берёт тональности, когда кричит, тем расслабленнее становится моя система «винтиков и болтиков».

Зам, который тренировался спорить исключительно на жене и перед зеркалом, не ожидал такого крутого поворота событий.

— Не надо мне говорить «понятно». ПА-ЧЕ-МУ отсутствовал вчера? — голос Тюфяка уже пытался выпрыгнуть из его вонючей глотки (зубы, наверное, не чистил).

— Не орите так, а то у меня уже на Вас хроническая идиосинкразия развилась, — ударил обидным словом я собеседника, пытаясь выказать своё отношение к нему.

— Идио… чего? — хлопает ушами зам.

— Идиосинкразия — это непереносимость чего-либо, — поясняю заму банальные значения простого русского слова.

Не зная, что на это сказать, Хамченко мнётся несколько секунд, но, дабы не потерять темп, продолжает орать:

— Почему вас вчера не было в расположении!?

— Не кричите, пожалуйста, — перехожу я на полушёпот. — У меня от Вашего крика стресс, — продолжаю непринуждённо бить по его нервной системе своим равнодушием и спокойствием. Как ни странно, но от моего безразличия его просто трясёт, словно при истерическом припадке. Он вновь и вновь задаёт свои тупые вопросы, на которые получает не менее тупые ответы. Беседа явно не клеилась. Наконец, после нескольких повторенных мной фраз: «Не кричите на меня, понятно?», Руслан Иванович официально меняет тактику:

— Всё, идите, пишите объяснительную, почему Вы вчера отсутствовали?

Даже не шелохнувшись, продолжаю стоять.

— Я не могу написать, у меня стресс. Вы на меня накричали, у меня все руки в тремор впали, — с полностью миролюбивым лицом отвечаю я.

Данная многозначительная фраза имела свой успех — Хавченко взорвался: