И придут наши дети - [79]

А посреди всех этих проблем и сложнейших противоречивых течений стоит будто в центрифуге он, журналист, вместе со своими друзьями и коллегами, вместе с другими людьми, такими, как Аугуста или инженер Добиаш, все, кого он знает и не знает, и с отчаянным упорством, подобно ослепшей, испуганной мошкаре, подгоняемой стихией, они ищут выхода, стиснутые со всех сторон сомнениями и поражениями, зачастую на самой последней грани своей веры, но идут и идут дальше, потому что бездействие означает конец, моральную смерть.

Совещание затягивалось, и Прокоп то слушал, то отключался, глядя в окно на гибнущие фасады домов, потом снова вглядывался в лица сидящих в комнате, чувствуя себя уставшим и мечтая поскорее выбраться на свежий воздух. Он задержался взглядом на сосредоточенном профиле Кати Гдовиновой: подперев голову, она что-то старательно записывала в блокнот. В эту минуту, в это короткое мгновение, глядя на ее лицо и рассыпавшиеся густые, блестящие волосы, он почувствовал прилив бурной радости и какой-то вулканической энергии, которая чуть ли не подбросила его на стуле и заставила поглубже вдохнуть густой застоявшийся воздух, чтобы справиться с приливом крови к голове. Он понял, как это бывало с ним и раньше, настоящую ценность жизни и с удивлением спросил самого себя, зачем он все еще сидит в этой прокуренной комнате и позволяет времени безвозвратно уходить в забвение.

Михал Порубан внимательно вглядывался в молодые лица людей, сидящих напротив, и не мог сказать бы, что они выражают, наигранный интерес или действительную жажду знаний, только вежливое ожидание или полное равнодушие. Рядом с ним сидел доцент Войтко, сотрудник редакции «Форума» и преподаватель отделения журналистики, во время последней встречи они решили, что встретятся со студентами-журналистами на семинаре во время каникул.

«Я совсем не знаю этого поколения, — размышлял Порубан. — Расстояние между нами гораздо больше, чем те несколько метров, что отделяют меня от их скамеек, и эта пропасть порождена мышлением».

Доцент Войтко поправил очки и медленно, солидно провел ладонью по высокому лбу. Он сказал, что на сегодняшний семинар пригласили главного редактора «Форума», чтобы он рассказал им, студентам, о журналистской практике, о которой они знают лишь понаслышке.

Он посмотрел на Порубана, ласково улыбнулся и, постоянно ощущая в себе педагога, кивком головы предоставил ему слово. Главный редактор тоже улыбнулся, но почувствовал, что улыбка вышла неуверенной, поскольку он сосредоточенно подыскивал слова, с которых должен был начать. Но что, собственно, он хочет сказать этим молодым парням и девчатам, которых от него отделяет не только пространство между кафедрой и скамьями (а эта мысль засела у него в голове!), а без малого сорок лет, продолжительность целой жизни, годы, наслоившиеся один на другой, как пласты меда, синяки накопленного опыта, постижение непредвиденных истин, почитай, целая эпоха?! В комнате повисла сосредоточенная тишина, лица были серьезными, выжидающими, любопытными.

— Иногда я думаю, — сказал он, — что быть журналистом — это самое лучшее, что только может быть в жизни человека. Труд журналиста — один из самых прекрасных. Мы — седьмая великая держава, мы — класс в классе, мы — совесть эпохи, мы — отражение общества. Журналисты участвуют во всем, что делается в мире. Журналист — это больше, чем король. Журналист — это летописец времени. Газета — это общественное мнение, она выполняет функцию контроля. На нас могут сердиться, нас могут ругать, могут ненавидеть, но с нами вынуждены считаться. И в наших силах указывать на ошибки и требовать их исправления. Однако при всем этом надо реально смотреть на функцию журналиста. Он может лишь то, что может. Я часто говорю: газета — это не власть. Она не может решить то, что не входит в ее компетенцию. Я спрашиваю сам себя, спрашиваю и вас: что означает быть журналистом? Много это или мало? И сам себе отвечаю: это зависит от самих журналистов, от их мужества, от их профессиональной и политической подготовки. В известной мере журналист таков, каково общество, в котором он живет. Иными словами: каждый народ имеет таких журналистов, каких он заслуживает.

Главный редактор «Форума» вслушивался в свои слова, он старался определить, действительно ли фразы, слетающие с его губ легко, почти без всяких усилий, имеют какую-то логику. Не пустые ли это слова? Интересно ли это слушателям?

Он говорил дальше о многих проблемах, с которыми приходится сталкиваться в журналистской работе, сформулировал понятие журналистской этики, и, когда кончил речь, во рту у него пересохло, а в горле першило.

Доцент Войтко поблагодарил его и призвал студентов принять участие в дискуссии.

Наступила тишина, короткая, но тягостная. Порубан вслушивался в звуки близкой пристани, в грохот проходящих поездов, в шум моторов и далекие гудки пароходов.

Откуда-то с задних скамеек раздался голос:

— А как обстоит дело с критикой? Что у нас можно и что нельзя критиковать?

— Критика — это вещь неизбежная для общества, — начал он наугад. — Общество развивается в сложных, противоречивых процессах, попадает в критические ситуации и вынуждено решать самые неожиданные проблемы. Ошибки исправляются только путем критики. Общество — это не детский сад, в котором можно одернуть непослушного ребенка.