И повсюду тлеют пожары - [49]

— Это же временно, Линда, — утешила миссис Ричардсон. — Слушания в конце марта, и суд, конечно, решит, что ребенок твой.

— Я надеюсь, — сказала миссис Маккалла. — А вдруг решат… — Она осеклась — у нее перехватило горло — и глубоко вздохнула. — Не хочу думать. Не может такого быть. Они не посмеют. — Она заговорила резче: — Какая стабильность в доме, если она не может даже наладить рабочее расписание? Как ей воспитывать ребенка?

— И это пройдет, — сказала миссис Ричардсон.

С напускной, впрочем, невозмутимостью. Чем больше миссис Ричардсон думала о Мие, тем сильнее злилась и тем навязчивее о ней думала.

Миссис Ричардсон всю жизнь провела в Шейкер-Хайтс, и город пропитал ее насквозь. В ее памяти о детстве распахивались зеленые просторы: зеленые газоны, высокие деревья, плюшевая зелень, даруемая благосостоянием; воспоминания походили на рекламные брошюры, которые город выпускал десятилетиями, заманивая подходящую публику. И это логично: дед и бабка миссис Ричардсон жили в Шейкер-Хайтс почти с самого начала. Приехали в 1927-м, когда здесь еще была, говоря строго, деревня, хотя уже тогда Шейкер-Хайтс считали самым утонченным жилым районом в мире. Дед вырос в центре Кливленда, на так называемой улице Миллионеров; дом его предков, зубчатый свадебный торт, жался к обиталищам Рокфеллеров, телеграфного магната и госсекретаря президента Маккинли[36]. Но к тому времени, когда дед миссис Ричардсон — тогда уже успешный адвокат — готовился ввести в дом невесту, в центре Кливленда стало шумно и людно. Закопченный воздух марал дамские платья. Поселиться за городом, решил дед, — самое оно. Переезжать в такую даль — безумие, твердили друзья, но дед любил поля, леса и реки, его нареченная была завзятая лошадница, а в Шейкер-Хайтс имелись три конные тропы, рыбные места, свежего воздуха девать некуда. Вдобавок новая железнодорожная ветка доставляла деловую публику из Шейкер-Хайтс прямиком в сердце города — куда уж современнее? Пара купила дом на Седжуик-роуд, наняла служанку, вступила в загородный клуб; бабушка миссис Ричардсон подыскала конюшню для своего коня Джексона и записалась в садовый клуб «Цветочный горшок».

Когда в 1931 году родилась мать миссис Ричардсон, сельский флер слегка рассеялся, идиллия — отнюдь нет. Шейкер-Хайтс официально стал городом; здесь построили девять начальных школ и только что возвели школу красного кирпича для старших классов. По всему городу прорастали новые царственные дома — все согласно строгому стилистическому кодексу, все подпадали под девяностодевятилетнее соглашение, запрещавшее перепродажу тому, кого не одобрят соседи. Правила, регламент и порядок необходимы, уверяли друг друга жители, дабы сохранить единство и красоту сообщества.

Ибо Шейкер-Хайтс был красив. Повсюду газоны и цветущие сады — жители обещали выпалывать сорняки и выращивать только цветы, ни в коем случае не овощи. Везунчики, селившиеся в Шейкер-Хайтс, искренне верили, что город их — лучший в Америке. Здесь, как обнаружила одна жительница, если потерять алмазное обручальное кольцо за тысячу долларов, убирая снег с дорожки, коммунальная служба сгребет целый сугроб, отвезет его в муниципальный гараж, растопит под обогревательными лампами и вернет тебе сокровище.

Таково было детство Кэролайн: летом пикники на берегах озер Шейкер, зимой коньки на муниципальных катках, под Рождество гимны. Кэролайн ходила на дневные сеансы «Песни Юга» и «Анны и короля Сиама»[37] в кинотеатр на Шейкер-сквер, а по особым случаям — например, на день рождения — отец водил ее в ресторан «Стауфферз» пообедать омарами. Подростком она стала мажореткой школьного духового оркестра, сидела у Гребного клуба в машине с мальчиком, который спустя несколько лет станет ее мужем.

Ей это представлялось идеальной жизнью в идеальной обстановке. В Шейкер-Хайтс такое мнение разделяли все. И когда стало очевидно, что внешний мир не так уж идеален — случился фурор вокруг дела «Браун против Совета по образованию»[38], пассажиры в Монтгомери бойкотировали автобусы[39], девятеро из Литтл-Рок прорывались в школу сквозь бурю оскорблений и плевков[40], — обитатели Шейкер-Хайтс, включая Кэролайн, сказали: мы можем лучше. Мы же умнее, мудрее, вдумчивее и дальновиднее, богаче всех, просвещеннее всех, так? Наш долг — просвещать остальных, нет? Обязанность элиты — делиться благополучием с менее везучими, правда? Мать всегда учила Кэролайн думать о нуждающихся: устраивала рождественские сборы игрушек на подарки бедным, участвовала в местной Детской гильдии, даже руководила составлением поваренной книги Гильдии — вся выручка потрачена на благотворительность — и предоставила свой личный рецепт печенья с патокой. Когда внешние невзгоды отозвались в Шейкер-Хайтс эхом — бомбой в доме чернокожего адвоката, — город счел, что необходимо показать: у нас так не принято. Жители создали ассоциацию, которая способствовала интеграции сугубо местным манером: ссуды поощряли белые семьи переезжать в черные районы, ссуды поощряли черные семьи переезжать в белые районы, указом запретили таблички «ПРОДАЕТСЯ», дабы предотвратить отток белого населения, и указ этот действовал еще не одно десятилетие. Кэролайн — уже сама домовладелица с годовалой дочерью, маленькой миссис Ричардсон, — вступила в ассоциацию тотчас. Спустя несколько лет она вместе с дочерью проведет пять с половиной часов в машине, направляясь на великий Марш на Вашингтон