И останется только пепел - [6]

Ее била легкая дрожь, и Нита прислонилась к двери. Сглотнув, окинула взглядом жесткую обложку новенького американского паспорта. Затем пролистала страницы, украшенные размытыми изображениями национальных памятников, открыла лист с фотографией, сделанной в МПДСС. Посмотрела на нее. Непослушные каштановые локоны были зачесаны назад, а их легкий медный оттенок особенно бросался в глаза на блестящем паспортном глянце. Веснушки на носу и щеках в ярком освещении казались брызгами крови, а смуглая кожа выглядела серой, словно от истощения. Нита смотрела в объектив фотоаппарата слишком пристально, как будто бросала вызов фотографу.

Она не помнила свой первый паспорт, а второй получила, когда ей исполнилось десять лет. Делать фотографии для паспорта Нита ходила вместе с отцом, и тот строил смешные рожицы за спиной фотографа, смешил ее и портил очередной дубль. Когда фотограф оборачивался, то видел ее отца, стоически державшего серьезное выражение лица и заламывавшего одну бровь в немом вопросе.

Чтобы сделать приличный снимок, им понадобилось почти полчаса, а после они отправились за мороженым. Ните достался вафельный рожок с карамельной крошкой по краю; она сидела рядом с отцом, хихикая, а отец пародировал школьных учителей, которые ей не нравились.

Горе захлестнуло Ниту, затапливая, будто волнами прилива, все сильнее и сильнее, как расплата за те несколько мгновений, пока ей удавалось сдерживаться в разговоре с Куиспе. Вал горя ударил ее под дых, заставляя содрогнуться, а затем разлился в опустевшей груди, превратившись в озеро пока еще непролитых слез.

Ее отец был мертв.

Больше никаких смешных рожиц. Никакого мороженого.

Нита прислонилась к стене, а затем медленно сползла на пол, сжимая в пальцах свой новый паспорт. Изо всех сил зажмурилась, пытаясь удержать слезы, пока они не хлынули потоком. Потому что стоило только дать им волю, и их было бы уже не остановить.

Вчера, идя по коридору, Нита увидела на ком-то такие же очки, какие носил отец. Этого оказалось достаточно, чтобы выбить ее из колеи, и она сначала плакала, укрывшись в цветущих кустах, а потом пряталась весь оставшийся день в своей комнате.

Часть ее желала, чтобы боль просто ушла. Нита хотела перестать постоянно чувствовать себя настолько ужасно. Ей не терпелось очутиться там, где она была бы уже за этой гранью, где горе стало бы всего лишь далеким воспоминанием.

Но даже думая в этом направлении, Нита чувствовала несправедливость по отношению к отцу. Он заслуживал того, чтобы быть оплаканным. Единственный хороший человек в ее жизни, всегда встававший на ее сторону, когда мать перегибала палку. Как смеет она стараться не думать о нем, чтобы избежать боли?

Нита не знала, было ли ее нежелание чувствовать боль эгоистичным. Или оно походило скорее на нежелание трогать открытую рану, пока та не покроется коркой. И тогда к ней снова можно будет прикоснуться, не вызывая кровотечения.

На несколько минут Нита свернулась на полу, стараясь остановить слезы. Когда она наконец поднялась, то пошла в ванную и просто высморкалась. Умылась холодной водой и позволила себе тяжело вздохнуть.

На нее смотрело взволнованное и злое отражение. Она стиснула зубы, стремясь выглядеть не грустной, а решительной, и кивнула себе в зеркале. Все снова было под контролем.

Нита упала на кровать и закрыла глаза. Из-за слез очень болела голова, и все, чего она хотела, – это уснуть и забыться хотя бы на время.

Нехотя она открыла глаза и достала телефон. Куиспе напомнила ей об одной вещи, которую следовало сделать перед сном.

Агент вернула телефон Ните перед самой их встречей с Фабрисио. До сих пор возможности проверить, работает ли он по-прежнему после погружения в воды реки Амазонки, не представилось. Вымачивание в рисе должно было помочь, но гарантий не давало.

Она провела пальцем по экрану, думая о своей похитительнице, Рейес, – первой владелице телефона. Нита все еще помнила ее ледяной взгляд. Та говорила о деньгах и отдавала приказы о пытках людей с одинаковым выражением лица. Пустым. Бездушным.

Нита вздрогнула и выбросила этот образ из головы. Рейес мертва. Нита убила ее. И об этой смерти никогда не пожалеет.

Засопев, Нита дрожащими руками разблокировала телефон и вошла в свою «безопасную» электронную почту, будучи не вполне уверенной, хочет ли она увидеть то, что ее там ждало, или предпочла бы остаться в неведении.

Сердце бешено колотилось, пальцы слегка подрагивали, пока она проверяла входящие сообщения.

Было одно от матери. Она открыла его.

«Нита, возьми трубку».

Вот и все. Оно было датировано тем же днем, когда Ниту похитили. Мать не могла знать, что телефон Ниты оказался у Фабрисио.

Нита нажала на «ответить», но заколебалась, не зная, что написать. Если ее мать еще жива, то почему не пришла, чтобы спасти Ниту? Фотографии Ниты и информация о местоположении были повсюду в даркнете, мать никак не могла не обнаружить этого. Но не пришла.

Тревога скрутила живот Ниты. Что, если она мертва?

А что, если нет? Что, если она просто не захотела спасать Ниту?

Наконец, в раздражении от вихря своих мыслей, она набрала ответ: