Нита уставилась на мертвое тело, лежащее на кухонном столе. Пухлый мужчина средних лет, одетый в обычный деловой костюм. На глазах – очки в металлической оправе с серебряными дужками, которые сливались с сединой его висков. По внешнему виду он ничем не отличался от других, но внутри у него – совсем другое дело.
– Еще один занни? – хмуро посмотрев на маму, спросила Нита, затем скрестила руки на груди и продолжила осматривать тело. – Этот даже не латиноамериканский. Я думала, мы переехали в Перу, чтобы охотиться на южно- и центральноамериканских сверхъестественных существ. Чупакабр, пиштако и прочих.
Не то чтобы занни были обычным явлением, но Нита препарировала довольно многих из них в Юго-Восточной Азии, где они провели с мамой несколько месяцев в прошлом году. Она с нетерпением ждала возможности препарировать кого-то нового. Если бы Ните хотелось расчленять тех же сверхъестественных существ, каких она расчленяла обычно, она осталась бы с отцом в Штатах и работала бы с единорогами.
Мать пожала плечами и повесила на стул свой пиджак.
– Я увидела занни, поэтому убила его. Он был прямо передо мной. Как я могла устоять? – Она слегка улыбнулась и опустила голову, и ее челка, выкрашенная в черно-красные полоски, упала на глаза.
Нита переступила с ноги на ногу, снова посмотрела на труп и вздохнула.
– Полагаю, ты хочешь, чтобы я расчленила его и упаковала для продажи?
– Хорошая девочка, – улыбнулась мать.
Нита обошла тело и встала с другой его стороны.
– Поможешь мне перенести его в мастерскую?
Мать закатала рукава, и они вместе протащили пухлое, обманчиво тяжелое тело по коридору и положили его на гладкий металлический стол в другой комнате. Белые стены и люминесцентные лампы придавали ей вид операционной. На полках аккуратными рядами лежали скальпели и хирургические пилы, а перед ящиком с банками стояли весы для взвешивания органов. Из находившейся в углу ванной с формалином веяло запахом смерти. Он распространялся за пределы комнаты и пропитывал одежду Ниты. Как ни странно, запах успокаивал. Вероятно, это плохой знак.
Но если бы Нита была честна сама с собой, то признала бы, что большинство ее привычек и решений – это плохие знаки.
Мама подмигнула ей.
– Все готово и ждет тебя.
Нита посмотрела на часы.
– Уже почти полночь.
– И?
– И я хочу немного поспать.
– Еще успеешь, – отмахнулась мать. – Тебе все равно незачем рано вставать.
Нита секунду помедлила, а затем, соглашаясь, склонила голову. Прошло уже много лет с тех пор, как мать решила забрать Ниту из школы, а у той все еще оставался какой-то инстинкт, который не позволял ей ложиться спать слишком поздно. Это было глупо, ведь даже если бы она ходила в школу, то с удовольствием прогуливала бы уроки ради расчленения. Расчленять весело.
Нита надела белый лабораторный халат. Ей всегда нравилось ходить в нем – она чувствовала себя настоящим ученым в неком престижном университете или лаборатории. Иногда, даже без надобности, она надевала очки, и они дополняли ее ученый вид.
– Когда ты снова уезжаешь? – спросила она.
Ее мама мыла руки в раковине.
– Сегодня. Пока везла сюда эту красоту, я кое на что наткнулась. Теперь лечу в Буэнос-Айрес.
– Пиштако? – спросила Нита, пытаясь сдержать волнение.
Она еще никогда не вскрывала пиштако. Как их тела приспособлены к диете, полностью основанной на человеческом жире. Только обещание расчленить пиштако убедило Ниту в том, что переезд в Перу был хорошей идеей. Мать всегда знала, чем ее соблазнить.
Нита нахмурилась.
– Подожди-ка, в Аргентине нет пиштако.
Мама рассмеялась.
– Не волнуйся. Это кое-что получше.
– Не еще один занни?
– Нет.
Мама вытерла руки и, направившись в сторону кухни, по пути крикнула:
– Я собираюсь в аэропорт. Если все пойдет хорошо, вернусь через два дня.
Нита последовала за ней и увидела, что она сидит в ботинках на кухонном столе и открывает бутылку писко[1], взятую из холодильника. Затем мать сделала большой глоток – чистого писко. Не в коктейле или разбавленного содовой, а чистого.
Однажды, оставшись дома одна, Нита попробовала этот напиток с мыслью, что он прекрасно подойдет для празднования ее семнадцатого дня рождения. Он оказался не таким обжигающим, как виски, или водка, или даже саке, но вставил быстро и сильно. Мама нашла Ниту с прижатым к стене лицом – она рыдала, потому что стена не хотела двигаться. Тогда мать рассмеялась и оставила ее страдать одну. Позже она показала Ните фотографии, на которых было видно: на той стене куча слюней и соплей. С тех пор в домашний бар Нита не заглядывала.
– Ах да, Нита, еще кое-что, – сказала мать, ставя бутылку писко на стол.
– Да?
– Не трогай голову. За нее назначена награда в миллион долларов, и я хочу потребовать ее.
Взгляд Ниты переметнулся в сторону комнаты с мертвым телом, находившейся дальше по коридору.
– Я почти уверена, что вся эта тема «разыскивается живым или мертвым» закончилась еще на Диком Западе. Если ты принесешь голову этого парня, тебя арестуют за убийство.
Мама закатила глаза.
– Что ж, спасибо тебе, Нита, за то, что преподала мне такой важный урок. Что бы я без тебя делала?
– Э-э, – поморщившись, выдавила Нита.
