И ощутить шляхетство как блаженство - [4]

— По всему Пригородному району мои говновозки туалеты надворные чистят, это тебе как? А помойные ямы в панских коттеджах кто выкачивает? Я, кто ж ещё! У меня в моём спецавтопарке полтора десятка этих говновозок, не меньше. Хрен тебе со мной тягаться, Колян!

Он ещё разок дал другу выговориться в ответ, а потом попёр напролом:

— Незаконная автосвалка за Малявками под лесом теперь моя, понял? И чтоб твои дебильные байстрюки там ничего не скрутили, понял? Я с вторчерметовской конторой договор забил. Запчасти не тырить, мою долю никому не трогать! Никого на мой участок не пущу… Чо? Ты мне гопниками грозишь! Ментов на твоих громил натравлю, ага.

Он снова дал повозмущаться старому другу, помолчал с достоинством, зато потом подковырнул его до зубной боли в заднице:

— А ты не насмеховывайся! Да, старший сынок мой только сержант милиции. А знаешь, сколько майоров или даже полковников ему гроши задолжали? Он не просто так казино крышует, а с пользой для семьи. Бордель при казино моя младшенька дочкА содержит. Для ментов — обслуга бесплатная. Вот то–то ж. Я с отдачей проигрышей ментюков никогда не тороплю, да ещё им исправно отстёгиваю и отваливаю, когда надо. Знаешь, кто самый главный человек в нашем царстве–государстве? Участковый. Пусть он даже капитан и по выслуге лет на повышение бесперспективный, зато по цене в доллЯрах для деловой семьи из рабочих и крестьян он поважней любого генерала будет. На участковом все жалобы и служебные проверки затухают, как в наствольном пламегасителе. Он так всё прикроет, что ни одна прокуратура не расковыряет. А у меня все участковые на подсосе. То–то, учись сынок, как дяди гроши стригут!

Хотя друг детства был младше всего–то на полгода, Наносёнок и в глубокой старости продолжал свысока учить его уму–разуму.

— У какого хошь мента помощи попроси, они с тобою разговаривать не станут. Зато меня они как облупленного знают и из уважения первыми ручку мне протягивают. Понял, Колян? Всегда отмажут вплоть до проверки из генпрокуратуры или даже администрации президента, а ты что за жёлудь такой с автосвалки в Малявках вылупился? Мне только слово сказать — и тебе песец! Закрывать за решётку они старика не станут, но налоговую на тебя так спустят, что все квартиры продашь и пО миру побираться пойдёшь. Не шуткуй со мной, Коляха! Честнесенько предупреждаю.

Наносёнок с подловатенькой улыбочкой снова примолк, уже глубоко умиротворённый, чтобы дать старому другу выпалить все угрозы, который тот припас для него.

— Успокоился? Тогда слушай дальше. Угрозы твои мне до одного места. Мои пацаны твоих крутяков залётных в фекальные отстойники так зароют, что ни один следователь с судмедэкспертами в говно нырять не полезут. У меня стволы заводские, дульные тормоза с глушителями, а парни с головой и погонами на плечах. Чего ты со своими кавказерами–гастролёрами и саморезными поджигами на меня прыгаешь? Всё, Колюха, больше чтоб на моё даже издалека не зырился, понял? Конец связи.

* * *

Вернув себе душевное спокойствие и вволю насладившись матюками в свой адрес, Наносёнок теперь мирно покачивался в своём любимом кресле–качалке с блаженной улыбкой на узких, как у ящерицы, губах. В детстве ему батька так и не сделал качели, сколько ни просил. Хоть в старости покачаюся всласть. Меня вообще всю жизнь обижали все кому не лень, подумалось безобидному старичку, а тем временем обиженный его невниманием компьютер скрыл монитор за заставкой, на которой зубастые динозавры рвали друг другу глотки, а потом жадно пожирали падаль.

Об этой однокомнатке почти никто не знал, да и кому положено знать о бывшей конспиративной квартире для услуг госбезопасности? Лет эдак двадцать пять назад он ещё водил сюда девок да молодух и устраивал настоящие загулы, «балевал» круче, чем польские магнаты «за часами» Великого княжества литовского, русского и жемойтского. Теперь дедок давно уже перебесился, и эта крохотная квартирка стала его потайным кутком, куда он мог уединиться от дел мирских и передрязг семейных для размышления о вечном и богоугодном.

Ему на старости лет полюбилась тишина. По древней селянской завычке его дети и внуки предпочитали тесниться вместе на одной жилплощади дружной, но склочной семейкой, чем разъехаться по отдельным квартирам. Так дешевше выходит.

Все бабы в огромном выводке Наносёнка (семь детей со своими семьями — это много даже для десятикомнатной квартиры) были как на подбор горластые и голосистые. Внуки, правнуки никогда не смолкали. Мать костерила трёхлетнюю дочку, а дитё в ответ звонко материло мать. И все взрослые дружно хохотали. Огневые натуры! Злой энергии у каждого — как в незаглушенном ядерном реакторе Его дети, внуки и правнуки просто кипели от избытка жизненной силы. Но не по злобЕ. Любая драка заканчивалась всеобщим смехом и приливом молодецких сил. Ежедневные скандалы им были просто необходимы, чтобы поддерживать всех членов этого огромного семейства в боевитом состоянии для борьбы с этим русскоязычным миром, полным зла и агрессии. Слабого любой обидит, если не давать сдачи. А в роду у них все были щуплые и низкорослые. Порода такая, в сучок поросль пошла.