– Проходим Симеиз. Гора Кошка, – объявляет штурман. – Ливадия… Ялта…
Пусто у прежде шумного и толкотливого ялтинского мола. Притулилось к нему лишь несколько рыбачьих фелюг. Только чаек по-прежнему много, быстро проносятся они над фелюгами или светлыми поплавками качаются на воде.
Когда развернулись на обратный курс, у мыса Ай-Тодор, недалеко от знаменитого Ласточкина гнезда, стоявший у левого борта гондолы Устинович вдруг резко отдал команду:
– Малый ход!
И показал рядом стоявшему моряку на что-то темное, неясным очертанием видневшееся на дне.
– Судно, – определил тот, вглядываясь. В дни обороны их тут немало полегло – транспортных и военных, что пробивались к осажденному городу. – Товарищ командир, – обратился он к Рощину, – дайте лево руля.
«Победа» медленно пошла по кругу. Все напряженно всматривались в укрытые толщей воды следы произошедшей здесь трагедии. Штурман засек это место на карте. Моряк сделал несколько снимков.
Полет, продолжавшийся четыре часа двадцать минут, для экипажа и офицеров флота был обнадеживающим. Все, что лежит на дне моря, на глубине до ста метров, с дирижабля можно увидеть.
На завтра намечался следующий полет. Но утром служба погоды объявила: приближается шторм. Всем кораблям предлагалось укрыться в бухте. Дирижабль остался на стоянке.
При ярком солнце, в полном безветрии море вдруг зарябило, побежали волны. Налетел ветер, засвистел, поднимая с земли все, что плохо лежало. Срывая с деревьев листья, понес их в замутневшую даль. Дирижабль развернулся по ветру. Гремя цепями якорей, развернулись у своих бочек корабли. Море гудело. Волны с силой ударялись о прибрежные камни.
Ветер рвал дирижабль со швартовых. Воздухоплаватели и матросы крепили его по-штормовому дополнительными поясами. Тревожно посматривали: выдержит ли оболочка… Приехавший из Москвы конструктор «Победы» инженер-майор Гарф заверил: по всем расчетам корабль должен устоять. Только по напряженно сжатым губам можно было заметить, насколько сильно волнуется и он.
Трое суток свирепствовал шторм. А затих так же неожиданно, как и начался. Только море долго еще не успокаивалось, все катило крутые белопенные волны. Воздухоплаватели улыбались.
– Молодчинище, корабль, такую трепку выдержал!
Когда снова пошли в полет, море было таким смирным, ласковым и гладким, хоть смотрись в него, как в зеркало.
– Хитрит Черное, товарищ командир, – остановился возле. Рощина летевший с ними представитель штаба Флота старший лейтенант Мещерский, – прячет от нас глубину.
– Перехитрим, – усмехнулся Рощин.
Он немного изменил курс, и тень корабля оказалась сбоку.
Глубина как бы распахнулась, просматривалась каждым камешком, кустиком, кустом водоросли, сновавшими между ними черточками – спинками рыбешек.
– Мыс Херсонес, – объявил штурман. – Подходим к минным полям.
Когда после восьмимесячной осады гитлеровцам удалось захватить Севастополь, они, опасаясь десанта с моря, понаставили здесь целую систему минных заграждений. Наши тральщики хорошо потрудились, но окончательную работу предстоит сделать дирижаблю.
«Победа» ходила параллельными галсами, осматривая сверху каждый метр каменистого, в темных провалах морского дна. Прошло около часа, прежде чем один из моряков объявил:
– По правому борту мина!
И бросил на воду вымпел. Слегка окунувшись, вымпел вынырнул и заблестел умытой краснотой. Бортрадист старший лейтенант Салабай стал вызывать тральщик.
– Передай: мину загораживает большой камень, – пояснил моряк. – Трал может не взять. Взрывать надо глубинной бомбой.
Летали каждый день. Море просматривали на восток до мыса Меганом, на запад – до Каркинитского залива. Рощина и Мутовкина сменяли Устинович, Белкин и Гурджиян.
При входе в Северную бухту неожиданно обнаружили глубинную электромагнитную мину. Сначала глазам не поверили. Где-где, а уж здесь-то тральщики столько раз все прощупали! Как до сих пор на ней никто не подорвался… Правда, лежала она не на фарватере, а несколько в стороне. Из гондолы мина была ясно видна, светлым пятном выделялась среди прибрежных камней. Когда прибыл тральщик, они выстрелом из ракетницы показали ему место, где она лежит. Но не сразу трал смог ее захватить, прошел рядом, не зацепив. В другой раз, казалось, совсем уже поймал – ан нет! – прошел над ней, а она осталась лежать, будто смеялась над ними. Они снова наводили на нужное место. Моряки на тральщике горячились, заиграло самолюбие. А тут еще подначка моряков с «Победы»… Не будем воспроизводить красочные реплики, которыми они обменялись между собой, но, возможно, они-то и помогли. На четвертый заход трал зацепил мину и потащил в море, чтобы там, вдали от города, уничтожить. Хорошее это дело – уничтожать смерть.
Летавший с ними рыбак из Керчи – черноволосый, черноглазый, с морщинистым прокопченным лицом, неразговорчивый, с виду мрачный – долгое время был, как им казалось, в бездействии. А однажды вдруг оживился, обвел всех загоревшимся взглядом, спросил:
– Видел ли кто-нибудь, как среди моря течет быстрая река? Не видели? Посмотрите.
Они не сразу поняли. Но когда глянули, увидели – на протяжении длинной и широкой полосы поверхность моря вздрагивает, рябится, будто кто-то толкает ее снизу. Кому-то тесно стало в Черном море. Рыбный косяк! Он действительно рекой течет, переполненной, выплескивающейся.
