И огонь пожирает огонь - [21]

— Нет, — отвечает господин Мерсье, сворачивая себе цигарку.

Кончиком языка — за что его осуждают знатоки — он облизывает клейкую полоску на бумаге фирмы «Жоб», которую, как и светлый табак, получает дипломатической почтой прямо из Франции.

— Нет, — повторяет он, — за последние десять дней вы слишком часто обращали на себя внимание, призывал к порядку чересчур старательных сыщиков. Я и так уже получил чрезвычайно язвительную ноту по поводу вас. Так или иначе, для большего впечатления лучше мне самому сопровождать автобус.

Он сделал было шаг к выходу, но обернулся и совсем тихо добавил:

— А что до вашего протеже, то мы еще к нему вернемся. Но боюсь, тут разжалобить военных будет очень трудно. Вы же знаете не хуже меня, что они буквально разорвали в клочья одного популярного певца с его мятежными песнями. Это все равно как если бы у нас содрали кожу с Лео Ферре, чтобы ему неповадно было отворять сердца скрипичным ключом! Ничто здесь теперь не преследуется так яростно, как острый язык… До скорой встречи!

И следом за представителем хунты, севшим в свою машину, патрон устремился к черному «ситроену» с флажком, стоящему позади автобуса, дверцы которого только что заперли на ключ. На прощание раздается взрыв улюлюканий, карабинеры не отдают честь кортежу, невзирая на присутствие официальных лиц, которым вскоре предстоит убедиться, что, несмотря на всю секретность операции, несмотря на мотоциклетный конвой, слухи каким-то образом достигли бедных кварталов и на всем протяжении пути прохожие скорбно застыли в почетном карауле. Оливье подходит к Эрику, который кладет список в карман.

— Сколько у нас еще осталось?

— Почти столько же, — ворчит в ответ военный атташе, — и у нас возникнет с ними до черта проблем. Кредиты ведь уже все исчерпаны…

Его прерывает запыхавшийся человек, вооруженный садовыми ножницами, в синем фартуке с карманом на животе; вообще-то он — дежурный комендант, но в свободное время занимается садом, вернее, тем, что от него осталось.

— Солдаты все еще сидят на стене, — сказал он. — С ружьями. Кончится тем, что они начнут стрелять.

Каждый день — проверка документов, тщательный обыск машин, как только они выезжают за решетку посольства, солдаты занимаются своим излюбленным спортом — нагоняют страх. Случилось даже, что один из них, потеряв равновесие, свалился в сад.

— Схожу-ка и я туда! — весело заявляет Оливье. — Если господа желают позабавиться, мы составим им компанию.

— Не привлекай ты к себе снова внимание, — говорит Эрик.

* * *

Оливье прошел через калитку в сад, откуда торопливо выходило несколько напуганных людей. Как и накануне, на гребне стены, между кустами жасмина, осыпанного желтыми цветами, и бегонией, действительно сидят трое солдат. Ноги они свесили все-таки в парк, а не «во Францию» — дальше их наглость не идет. По-видимому, слегка навеселе, они перебрасываются шуточками и, уперев подбородок в приклад ружья, усиленно целятся в какой-то округлый предмет с неопределенными очертаниями — то ли шишка, то ли голубь, а может быть, белка, — затерявшийся в гуще ветвей приморской сосны. Но вот дула ружей опускаются и угрожающе поворачиваются в сторону пришельца; они сопровождают его, пока он идет к хижине садовника, заходит на минуту внутрь и тут же выходит, держа в руках элегантную новенькую модель Travelling Rain King Sprinkler,[11] за которой змеится красный пластиковый шланг. И бровью не поведя и даже не удостоив взглядом солдат, хотя они со свирепым видом продолжают держать его на мушке, Оливье устанавливает аппарат, тянет за цепочку, закрепляет ее понадежнее, кладет указательный палец на кнопку самой большой мощности и совершенно невозмутимо готовится отвернуть кран.

— Y si disparo, cerdo?[12] — кричит один из солдат.

Остальные, заинтригованные происходящим, уже перестали целиться. Маленькое чудо немножко покрутилось, выплюнуло смесь воздуха и воды и внезапно выстрелило ввысь высоким дрожащим водяным зонтиком, который дождем упал на хилый, истоптанный газон. Что может быть естественнее? Невиннее? Оливье в отличном расположении духа вернулся в посольство.

— Гениально! — восхищается Эрик. — Как это я раньше не додумался!

Передвижная установка, постепенно вбирая в себя направляющую цепочку, неумолимо движется к стене. Искрящийся радугой вихрь уже омывает ее основание. Вот он достиг середины стены. И наконец — гребня, с которого, хохоча, поспешили убраться солдаты.

— Все-таки человек — чудное существо, — роняет безумно довольный собой Оливье. — Иногда, чтоб избежать драмы, достаточно придумать фарс.

— А если б они выстрелили? — раздается тонкий голосок.

* * *

Это Сельма, которая наблюдала всю сцену сверху и вовсе не находила ее такой уж смешной. Она приближается не спеша, положив обе руки на выпирающий живот, и, в то время как все расходятся по своим делам, задерживает Оливье.

— Патрон сказал тебе, что не видит выхода для Мануэля?

— Выход всегда найдется, — отвечает Оливье, — надо только иметь терпение. Снимут же они когда-нибудь блокаду с посольства, и тогда мы тотчас перебросим сюда Мануэля и Марию. Здесь они будут хотя бы в безопасности.