И обретешь крылья... - [5]

Много позже мне пришло в голову, что внутренне я всегда была довольно-таки одинока, как, впрочем, и внешне — ведь у взрослых вечно не хватало времени на меня. Мне бы, наверно, подошла какая-нибудь толстая итальянская мамаша, которая бы постоянно варила спагетти и по шесть часов в день прижимала меня к своей груди.

Но иметь все сразу невозможно, и мне приходилось довольствоваться искусством и сумасшедшими женщинами.

И мама, и бабушка, обе были, мягко сказать, особы несдержанные: стоило мне сказать не то слово или как-то не так себя повести — на меня низвергался такой словесный ливень, которым меня просто смывало. Это было всегда как стихийное бедствие и пугало меня необычайно. Так продолжалось примерно лет до двенадцати, пока я не научилась орать в ответ.

За три недели до своего семнадцатого дня рождения, я наконец избавилась от невинности. Мы ездили на озеро: Бабзи, Фини и я. Своим родителям я сочинила историю про палаточный лагерь христианской молодежи, а в дневнике записала позднее: «Вот это и случилось! Ура!»

Затем в дневник залезли родители, якобы из заботы обо мне и чтобы понять, почему я так сильно изменилась. Прочитав его, они упали в обморок от ужаса, но устранить этим последствия дефлорации им, конечно, не удалось. Благодарение Господу!

Ханнес, виновник происшедшего, был человек заботливый и проделал все, что от него требовалось, не тяп-ляп, а очень осторожно, со второй попытки. А затем мы плавали в озере в лунном свете — все было просто великолепно. Я была по-настоящему счастлива. И закончилась эта история не так ужасно, как этого ожидали взрослые. Мы были вместе еще полгода, Ханнес служил в бундесвере; в один прекрасный момент он мне наскучил, по большей части из-за того, что в свои годы все еще не знал, как приводить женщину к оргазму. Сейчас он редактор на телевидении.

Что такое оргазм, мне было известно уже давно, впервые я испытала это в тринадцать лет, когда мы обжимались с Ханси и он ложился на меня. Как только я через джинсы чувствовала его твердый член, со мной случалось что-то необъяснимое, это был высший пик наслаждения. Я тогда еще даже не знала, что это такое, знала только, что мне это очень нравится. Ханси был ударником в бит-группе и большим красавчиком. В четырнадцать лет у меня появились месячные, а в шестнадцать я стала пользоваться косметикой, впрочем, сейчас речь не об этом.

В принципе, я понимаю своих родителей. Когда у тебя одна-единственная дочь, которая к тому же живет в такое время, когда всем все можно, тут поневоле станешь истеричным. Мама прочитала мне длиннейший доклад о девичьей гордости и о том, что до двадцати одного года честь принадлежит не самой девице, а исключительно ее родителям. Я не удержалась и выразила сомнение в том, что моя девственная плева является родительской собственностью. Вскоре страсти немного улеглись, мы сходили к доктору, чтобы предупредить возможную беременность, и он дал мне таблетки.

Мама говорила потом, что чувствовала себя курицей, которая высидела утенка и бегает теперь вдоль берега, суетясь и кудахча, видя как он плавает в пруду.

Я не получила аттестат о среднем образовании, для этого пришлось бы еще раз отсидеть в последнем классе, что было уж совсем невыносимо. И я поставила родителей перед фактом, что не намерена оставаться в этом заведении еще целых три года и они могут не опасаться дальнейших упреков с моей стороны по поводу неоконченного образования. В то время я интересовалась только мужчинами, вечеринками, да еще своей будущей профессией. Вообще, мне уже тогда профессия была важнее семьи.

Я думаю, что стала знаменита из чувства мести.

В гимназии все были страшные спесивцы, всерьез полагавшие, что они и есть сливки общества. Особенно девушки. Если у тебя нет лошади — ты никто. А также если твоя мать не получила высшего образования. Все это мне было ненавистно: у меня не было ни лошади, ни матери с высшим образованием, следовательно, я была вдвойне никто. Но минус на минус дает плюс. И посему я знаменита! Пусть полюбуются теперь, где я и где они со своими лошадьми и высшими образованиями! А когда-то они держали меня на расстоянии. «Я вам еще покажу!» — думала я тогда. И показала: они остались далеко позади, и я считаю, что это справедливо.

Поэтому с чванством нужно быть поосторожнее. Часто оно оборачивается против нас.

ЗНАМЕНИТОСТЬ

В двадцать один год я стала знаменита. По чистой случайности. И, пожалуй, еще потому, что была на это настроена. Только нужно быть очень четким в своих желаниях, не то подсознание сделает все так, как само считает нужным; отсюда часто происходят довольно забавные вещи. Ведь подсознание так же неповоротливо и уединенно, как нижний баварец. Оно слышит: «известность» — и делает тебя известным, если ты достаточно часто об этом думаешь. Но оно не говорит себе: «Сделаю-ка я то, что имеет для Лены наибольшую ценность», а просто рассматривает все возможности и решает: «Вот это мне подходит!». Подсознанию глубоко наплевать на человека, которому оно принадлежит, оно занимается исключительно своими побуждениями и устремлениями.