И никаких фантазий! - [6]

В таких условиях было бы идиотизмом испытывать угрызения совести по поводу нарушения трудовой дисциплины, полагал сэнээс Петров. И не испытывал. Однако работа есть работа. Ее надо делать. И поэтому он все же спешил. Тем более, что кроме бюджетной «фундаменталки» существовала еще и совместительская хоздоговорная «прикладуха». Тут интерес производства к науке еще подавал кое-какие признаки жизни. Однако сквозные неплатежи и инфляция сводили к нулю все попытки научных работников как-то поправить свое финансовое положение. Работу они «Заказчику» сдавали. Оплату за нее, в основном, только ожидали. И где смысл?..

Из-за отсутствия оного наука старела, ветшала, приходила в негодность. Кто помоложе — драл из нее когти в коммерческие структуры, кто повыше в административном плане — разворовывал основные и оборотные фонды. Предприниматели!..

Все эти не столько мысли, сколько эмоции суетным фоном проносились в ментальном пространстве фантаста Петрова, в общем-то, своей обыденностью не слишком волнуя.

Истинно трогал его сейчас прощальный взгляд возлюбленной «младшей жены», наполненный радостью, благодарностью и хорошо скрываемой тоской. Когда-то она говорила вслух: «Как редко мы видимся!.. Как мало и скудно общаемся!..» Теперь перестала, прекрасно сознавая, что для желаемого внесексуального общения ни у одного из них нет ни времени, ни сил, ни реальной возможности. В результате постепенно исчезает и потребность. «Беличьи колеса» их жизней вращались в разных плоскостях, лишь изредка сближаясь.

«Какое же я имею право называть ее „младшей женой“, — казнился фантаст Петров, — когда не могу снять с нее даже части жизненных тягот?! О женах заботятся!.. Впрочем, о любовницах — тоже… Так что не в терминологии дело, а в моей полнейшей финансовой несостоятельности! В нищете, в которую меня швырнули, как котенка в помойное ведро…»

Какое унижение! Сейчас невыгодно быть ученым, писателем, учителем, врачом, инженером, вообще, интеллигентом, работником умственного труда… Впрочем, и промышленным рабочим, шахтером вообще квалифицированным специалистом. Сейчас выгодно быть торгашом и рэкетиром — в бандитской или государственной форме (бюрократом, милиционером, таможенником…). То есть пребывать в сфере перераспределения капитала, но никак не в сфере его создания, интеллектуального или производственного. Только нельзя же без конца перераспределять пустоту!..

Оказывается, можно, если заполнять ее третьесортным импортным дерьмом, получаемым в обмен на что-нибудь ворованное…

— Ну, как успехи на сексуальном фронте? — поинтересовалась любимая «законная жена», оторвавшись от экрана «персоналки» коллективного пользования (от нищеты на ней работали несколько лабораторий по графику). Как всегда жена надежно прикрывала тылы фантаста Петрова.

— На сексуальном фронте без перемен, — ответствовал довольный любовник, — в стремительной атаке занята новая стратегически важная высота. Потерь нет! Тебе привет…

— Везет же некоторым, — вздохнула «старшая жена».

— Раз в месяц тебе, наверное, тоже везло бы, — пожал плечами Петров.

— А кто каждый день покушается? — двинула ему кулаком в бок супруга.

— Дык ведь, — развел руками фантаст Петров, — устоять против такого соблазну невозможно!.. Никто меня не искал?..

— Да кому ты нужен, кроме голодных женщин, — хмыкнула госпожа Петрова. — Здесь никто никому не нужен, если на нем нельзя заработать.

— А человечеству?! — воскликнул фантаст Петров.

— Во-первых, — подняла брови его супруга, — человечество сюда не заглядывает… Во-вторых, сдается мне, что и ему давно на нас начхать. Оно нужно нам, чтобы обрести иллюзию смысла жизни, а не мы ему. Наше человечество ограничено теми, кто нас любит.

— Как всегда, ты права, наимудрейшая моя, — на секунду задумавшись, как бы взвешивая мысль, серьезно согласился фантаст Петров. — Ну, показывай, что у нас здесь получается, — повел он головой в сторону светящегося экрана IBM.

И они с интересом углубились в работу.

Через пару часов «задышала» программа моделирования импульсного электрического разряда в жидкости, над которой они бились в последнее время, и Петров, облегченно вздохнув, оставил свою жену-коллегу доводить до ума выходные формы, а сам отправился из ВЦ в лабораторию, надеясь разобраться с постановкой задачи о моделировании процессов в плоско-параллельных измерительных структурах.

Уже за несколько метров от двери лаборатории были слышны громкие мужские голоса.

— Ельцин — к-козел! — Из клубов табачного дыма смачно шмякнула по ушам фантаста Петрова категорическая сентенция.

«Политклуб в работе», — констатировал он и, глянув на часы, обнаружил, что уже обеденное время. Хотя деятельность «политклуба» не определялась распорядком дня. Она была стихийна и почти перманентна, как обожаемая Троцким мировая революция. Да и само «обеденное время» — чистая условность, потому что сейчас мало кто из научных работников нормально обедал в столовой. В основном слегка перекусывали либо бутербродом, прихваченным из дома, либо просто лепешкой или куском хлеба. Во всяком случае, Петровы давно уже не позволяли себе такой роскоши, как обед в столовой. Правда, если голод вдруг пересиливал, и они «шиковали», съев по порции «первого», то кончалось это желудочными болями. Как писал один немецкий поэт о питании своих соотечественников в годы войны: «Не хлебом единым?.. Но что же едим мы?..»