И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове - [32]

Неожиданным этот разговор для Якова Михайловича не был. Да, многие женщины стали его товарищами по партии, по революционной борьбе, помогали ему в нелёгкой, нередко опасной подпольной работе, активно участвовали в забастовках и стачках. И всё же не раз в рабочих семьях — в Нижнем, Сормове и здесь, в Екатеринбурге, он ощущал бабью тревогу за мужа, за свой хоть и не слишком устроенный, а всё же сложившийся, привычный семейный очаг. То, что мужья их вступили на путь опасный, некоторые женщины, не всегда будучи в курсе подробностей, чувствовали сердцем, своим самым надёжным вещуном.

Клющиха, видать, была из таких. Она поняла, что муж привёл не просто гостя. В душе колыхнулось даже что-то похожее на гордость — значит, муженёк её не из последних, если именно к нему пришёл этот серьёзный человек. И потребность высказаться, освободить душу от того, о чём сама с собой долгими часами вела беседу, одолела всё — и любопытство, и опасение сконфузить мужа.

— Вот скажите, вы в царскую милость верите? — заговорщически спросила она.

— Нет, — твёрдо ответил Андрей.

— А за боевую дружину погладят по голове, ежели дознаются?

— Нет, не погладят.

— Так какого дьявола ему там нужно? Детей по миру пустить? О них думать надобно.

— О детях можно думать по-разному. Я, конечно, не имею в виду вашу семью, а вот другие женщины мне рассказывали о мечтах своих... Ах, как умеют матери мечтать! — словно самому себе говорил Андрей. — Не о своём счастье, конечно, сами-то они на любую беду согласны, — о счастье детей. И представьте себе, многим родителям хочется, чтобы их сын или дочь непременно был доктором, или инженером, или учителем. Иные согласны на меньшее — на приказчика в богатом купеческом деле или горного техника, чтобы ходили их сыновья в форменных тужурках и все невесты на них заглядывались. А что плохого в этих материнских мечтах?

Клющиха, не сразу сообразив, к чему клонит гость, согласилась:

— А ведь верно — что плохого? Я вот тоже стираю чужое бельё, и такая зависть берёт: хоть бы своим огольцам справить, на ноги поднять их и в грамотные люди вывести, к хорошему делу приставить. Да вот сказали вы: материнская мечта... А почему не отцовская? Им-то, мужикам, до своих детей дела нет, что ли? Принёс на кусок хлеба — и всё?

— И отцовская, конечно. Родительская. Многие мужчины и женщины — да-да, женщины — теперь уже понимают, что счастье к их детям само не придёт. Ну одному, другому повезёт — выбьется в люди. А остальные? Так и вырастут, едва научившись писать, и пойдут гнуть спину на чужого дядю, зарабатывать ему миллионы, а себе грыжу да чахотку наживать.

Клющиха вздохнула тяжело и больно, словно попал гость в самое сердце — всегда жила в ней, ни на секунду не остывала тревога за детей, за сыновей её...

— Настоящие люди доказывают: за счастье детей драться надо. Уверяю вас, это очень честные люди. И очень смелые!

— Мой-то смелый? Да он мне слово поперёк сказать боится...

Клюка при этом недовольно поморщился. Свердлов — ему на выручку:

— Я ведь не о вашем муже говорю. Он, может быть, и не состоит в дружине. А что на митинги ходит, так всем интересно, о чём там говорят.

— Хорошо говорил, мил человек, да в конце заговорился. Что же вы думаете, бабы меньше вас знают? Только тревожно, ей-богу, тревожно.

— Это верно, — согласился Андрей, — и тревожно, и опасно:

— Опасно... — Клющиха посмотрела на мужа, словно примеряла к нему это ничего хорошего не сулящее слово.

— Так что не все на это дело идут — драться за будущее детей, — продолжал Свердлов. — Иные решили подождать... Авось образуется, авось другие осмелятся.

— Ну вы бросьте, — без злобы сказала Клющиха. — Мой-то от подобного дела не отстанет, ох, не отстанет.

— А не отстанет, так и правильно сделает, — улыбаясь, сказал Андрей.

— Правильно... Вам всё правильно, мужикам. А горе мыкать нам, бабам...

— Ладно тебе, ладно... До слёз дошла. Ты бы, в самом деле, попотчевала гостя.

— Я не хочу, — попробовал отказаться Андрей.

— То есть как «не хочу»? — обиделась Клющиха. — Тут уж не взыщите — без чая спать не ляжете. Насчёт разносолов мы не шибко богаты, а так, на зиму, кое-что припасли.

Да, она оказалась более разговорчивой, чем её муж, — за какой-нибудь час узнал Яков, что живут они бедно, но нельзя сказать что голодно. Хлеб есть, картошка тоже... Она стирает людям, детишек трое всего, крыша над головой не протекает. На мужа тоже не жалуется — и работящий, и домовитый. Тихий только он...

«А ведь знает, что её тихий, домовитый муж записался в боевую дружину», — подумал Свердлов и незаметно взглянул на Клюку. Тот сидел, покорно опустив руки на колени, словно разговор его вовсе не касался.

Глава двенадцатая. Советы

Зима 1905—1906 годов уже начиналась, Андрей же всё в курточке «на рыбьем меху». А ходьбы много — с одного конца города на другой. Ни один митинг не обходился без Андрея. Он ежедневно получал известия о забастовках, стачках, столкновениях рабочих с царскими сатрапами. В Лысьеве на митинге рабочих он ещё раз убедился, что некоторые партийцы ограничиваются лишь тем, что ведут кружки, выпускают и разбрасывают листовки, но дальше этого пойти не решаются.