И не только о нем... - [61]

Шрифт
Интервал

Судьбы, судьбы, судьбы…


В КОНТЕКСТЕ С СУДЬБОЙ Бориса Ильича Збарского я читаю с пристальным вниманием статью «Генеральный прокурор», опубликованную в «Известиях» 30 июля 1987 года.

Автор статьи — главный редактор журнала «Социалистическая законность» И. Кондрашов.

Статья — к восьмидесятилетию Руденко Романа Андреевича, ушедшего из жизни в 1981 году.

Того самого, который возвратил Звезду Героя Борису Ильичу.

Главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе военных преступников.

Он лично допрашивал Геринга и Риббентропа, Кейтеля и Фриче, таких свидетелей, как фельдмаршал Паулюс, сдавшийся под Сталинградом. И все-таки главным его делом была борьба за восстановление поруганной законности.

Ведь он был назначен Генеральным прокурором СССР в 1953 году. Именно в пятьдесят третьем, после марта.

«Были пересмотрены дела незаконно осужденных граждан, их полностью реабилитировали, это имело огромное значение для судеб многих тысяч людей, для всего нашего общества».

Многих тысяч…

В их числе был и Збарский.

В места заключения, в лагеря выезжали специальные «тройки», разбиравшие дела, на это требовалось время…

«Известия» заключают свою статью, настойчиво подчеркивая сегодняшнюю задачу — обеспечить решительное улучшение стиля, формы и методов деятельности прокуратуры…

Этот стиль был и в том, как тогда, в кабинете, Р. А. Руденко встал и пошел навстречу приведенному к нему арестанту Збарскому.


ВЕРНУЛСЯ.

30 декабря одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года.

И предновогоднюю ночь встретил дома, на свободе, в отличие от предыдущих.

Вместе с вернувшейся Евгенией Борисовной.

Оба вернулись теми же и все-таки другими. Казалось, что и по росту они стали как-то меньше.

Борис Ильич говорил тише, жесты скупее, чаще молчал.

И в голове господствовала одна мысль.

Скорей все восстановить, приступить к работе.

Мавзолей.

Кафедра биохимии.

Лаборатория по злокачественным опухолям.

5 января позвонили, сообщено — есть приказ о восстановлении его на работе по кафедре биохимии.

На категорические рекомендации врачей «ни в коем случае не испытывать судьбу», не торопиться с работой, поехать в санаторий подлечиться, вместе с Евгенией Борисовной, которая тоже очень ослабела, он отвечал таким же категорическим «нет».

И только иногда, чуть усмехнувшись, говорил:

— Я уже отдыхал почти два года. Мне это решительно не понравилось.

Он спешил.

Он очень спешил.

Пока его еще не восстановили в партии.

И у него не было нового пропуска в Мавзолей, который был бы действителен круглые сутки.

Приближалась памятная дата.

27 января 1924 года.

День похорон Владимира Ильича Ленина.

Он был с ним, со спящим Лениным, спустя десятилетие.

Был с ним спустя двадцатилетие.

И вот пришло тридцатилетие.

Взяв с собою невестку, которая никогда не была в Мавзолее, отправился на Красную площадь. Они пришли, когда доступ уже давно кончился, площадь была пустынна. Борис Ильич показал разовые пропуска, помедлив, поглядел на слова ЛЕНИН, СТАЛИН, ничего не сказав, спустился с невесткой в траурный зал.

Рядом с саркофагом, с которым он расстался в начале пятьдесят второго года, стояла копия такого же саркофага, в котором был — Сталин.

Ученики Бориса Ильича профессионально выполнили задание. Ему не хотелось задерживаться у нового саркофага, не останавливаясь, прошел мимо.

Остановился около спящего Ленина, повернувшись к невестке, тихо заметил:

— Я был здесь в 1938 году с Надеждой Константиновной Крупской за полгода до ее смерти. Она взглянула на Владимира Ильича и сказала: «Борис Ильич, посмотрите, он все такой же, а я старею». Ей было тогда около семидесяти, как сейчас и мне. Теперь эти слова могу произнести я сам…

Борис Ильич возвращался домой взволнованный, вспоминал Тюмень, реальное училище, смену караула, тарелку радиорепродуктора, ожидания сводки Информбюро, голос Левитана…


ОН СПЕШИЛ.

На шумливое, грохочущее Садовое кольцо, где была созданная его руками, его мозгом, его сердцем кафедра биохимии, в этом здании рядом с планетарием, чуть не доезжая площади Восстания…

Каждый его визит сюда волновал и был опасен для здоровья. Его сразу обступали студенты, жали руку, заглядывали в глаза. Это было свыше сил. Жизненные лимиты уже на пределе. Но полагал, надеялся, все будет наоборот: общение с молодежью, с коллегами, работа, кафедра, — все вместе радикально восстановит его силы.

Он спешил.

Поехал и в Серебряный Бор, открыли запечатанную дачу, присел в кресло у камина, где мы так часто коротали милые и содержательные вечера, где рассказывал нам про свой Каменец-Подольск, и про Гершуни, и про академика Баха, и про житье во Всеволодо-Вильве, и про Ольгу Бакланову, и про транспорт нелегальной литературы через границу…

Позвонил нам как-то из Серебряного Бора, сказал:

— Ну что, может быть, приедете еще разочек посидеть у камина, авось я еще расскажу вам что-нибудь, за эти два года у меня было немало свободного времени, что-то припомнил и хочу вам дорассказать…

Мешали московские дела, московская суета, напряженная московская жизнь, работа над новой пьесой, — все откладывали, все собирались, да так вместе у камина в ту пору и не посидели…

Надеялись наверстать осенью, загодя уславливались вместе непременно встретить Новый год именно здесь, в Серебряном Бору…


Еще от автора Александр Петрович Штейн
Повесть о том, как возникают сюжеты

В книгу документально-художественной прозы известного советского драматурга Александра Штейна вошли рассказы о революции, о Великой Отечественной войне, о рядовых военных моряках и легендарных адмиралах, литературные портреты Вс. Вишневского, А. Лавренева, Ю. Германа, Н. Чуковского и других советских писателей, с которыми автор встречался на своем жизненном пути. В этой книге читатель встретит, как писал однажды А. Штейн, «сюжеты, подсказанные жизнью, и жизнь, подсказывающую сюжеты, сюжеты состоявшиеся и несостоявшиеся, и размышления о судьбах сценических героев моих пьес и пьес моих товарищей, и путешествия, и размышления о судьбах моего поколения…». О жанре своей книги сам автор сказал: «Написал не мемуары, не дневники, не новеллы, но и то, и другое, и третье…».


Рекомендуем почитать
Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате

Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.


Хулио Кортасар. Другая сторона вещей

Издательство «Азбука-классика» представляет книгу об одном из крупнейших писателей XX века – Хулио Кортасаре, авторе знаменитых романов «Игра в классики», «Модель для сборки. 62». Это первое издание, в котором, кроме рассказа о жизни писателя, дается литературоведческий анализ его произведений, приводится огромное количество документальных материалов. Мигель Эрраес, известный испанский прозаик, знаток испано-язычной литературы, создал увлекательное повествование о жизни и творчестве Кортасара.


Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.