И не только о нем... - [11]

Наступили наконец каникулы. Их пьянящее очарование усугублялось тем, что студенты из каменчан, захватив своих коллег, приезжали к нам погостить, гимназисты и гимназистки тоже были свободны от занятий, царило необычайное оживление на бульварах, традиционные прогулки до позднего времени становились причиной встреч, споров, любовных увлечений… Два раза в неделю устраивались гулянья, играл на полную мощность духовой оркестр, и главная аллея бульвара бывала забита до такой степени, что гуляющим приходилось двигаться в затылок друг другу, взад и вперед… Я тоже не терял даром времени и использовал каникулы для того, чтобы через верные руки давать студентам читать конспиративную литературу… Моя мать не могла и подозревать степени моего активного участия в революционной деятельности, но чувствовала неладное и жила в постоянной тревоге, что со мной может случиться что-нибудь крайне неприятное. Столько трудов положила она, чтобы вырастить нас, с таким напряжением, продавая приданое, воспитывала троих сыновей (все трое учились в учебных заведениях), и возможность исключения меня из гимназии, а может быть, и просто ареста казалась ей невероятным несчастьем…

…Вскоре за мною началась слежка, удалось кое-как «замести следы», но слежка продолжалась, я был исключен из гимназии с волчьим билетом — так назывался паспорт с отметкой о неблагонадежности, закрывавший доступ в какое-либо учебное заведение.

Я стал готовиться дома на аттестат зрелости, в конце концов сдал его экстерном, но слежка продолжалась, волчий билет действовал, с ним в высшее учебное заведение дорога была закрыта, к тому же за исключенным гимназистом установлена постоянная слежка, и на семейном совете решено: Боре в России не жить надо уходить за кордон.

Но — на какие средства?

Тут и пригодились на черный день хранимые фамильные драгоценности. Мать отдала их ювелиру не раздумывая.

Куда ехать?

Тут для Бори все было ясно — в Швейцарию уехала учиться гимназистка с большим бантом.

Стало быть — в Швейцарию.

Мать быстро догадалась, почему именно выбран этот город, и только вздохнула.

Здесь, в Швейцарии, каменец-подольская гимназистка и исключенный из каменец-подольской гимназии Боря Збарский окончательно нашли друг друга и решили женитьбой связать воедино свою судьбу…

Женева оказалась к тому же и городом, в котором Борис Ильич встретился и подружился с человеком, оказавшим неизгладимое влияние на его становление и как ученого, и как революционера.

Алексей Николаевич Бах.

Он родился в марте 1857 года, за двадцать восемь лет до рождения Збарского.

Разница в годах не помешала, но только вдохновляла обоих в их длившейся десятилетия дружбе, основанной на общности взглядов на жизнь, на науку, обогатившую крупными открытиями русскую, советскую биохимию.

Сама по себе биография человека, пленившего юношу с первого же часа их общения, необычайно колоритна, поразительно своеобразна.

На самом деле нелегко вообразить, а между тем дело обстояло именно так: Алексей Николаевич Бах, будущий действительный член Академии наук СССР, будущий депутат Верховного Совета СССР, будущий Герой Социалистического Труда, будущий лауреат премии имени Ленина, будущий лауреат Государственной премии СССР 1941 года, основатель советской школы биохимии, еще в семидесятых годах прошлого столетия оказался в гуще знаменитых университетских киевских беспорядков, в числе пятнадцати студентов, арестованных и высланных в ссылку в Белозерск, где он пробыл с весны 1878 года до 1881 года, года убийства Александра Второго. Вернувшись из ссылки, он был принят в партию Народной воли. Его деятельность раздвоилась — чистая научная работа чередовалась с революционной, он был страстно увлечен и тем и другим, и спустя много лет эта двойственность окажется характерной чертой жизни его будущего близкого младшего друга…

Вернувшись из ссылки, Бах организовал тайную типографию, где печатались прокламации, львиную долю из которых писал сам Алексей Николаевич. За ним началась слежка, он перешел на нелегальное положение, уехал из Киева, сперва в Ярославль, потом в Казань, затем уединился и написал книгу «Царь-Голод», знаменитую в те времена, сперва опубликованную при помощи гектографа, затем отпечатанную в тайной народовольческой типографии и разошедшуюся в нескольких десятках тысяч экземпляров, тиражом, по тем временам фантастическим…

Очевидно, эта книга была в числе тех, что переправлялись впоследствии гимназистом Збарским через границу в Россию.

Арест и тюрьма маячили перед Алексеем Николаевичем с каждым днем все явственней и неизбежней, и он был вынужден эмигрировать за границу.

Это было в 1885 году, в год рождения Бориса Ильича…

Автобиография Алексея Николаевича, которая сейчас, когда пишутся эти строки, в 1987 году, лежит на моем письменном столе, читается как роман.

На Западе революционные круги чтили его имя как автора книги «Царь-Голод», ставшей известной демократическому миру Европы.

За крупные заслуги в науке Лозаннский университет присвоил А. Н. Баху почетную степень доктора гонорис кауза.

Будучи близок с партией эсеров, он, однако, в нее не вошел, полагая проповедуемый этой партией индивидуальный террор гибельным для массовой социалистической партии.