И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - [28]
Но, в отличие от совершенствования физических навыков, внедрение конфуцианских добродетелей приводит к парадоксу. В ранних текстах постоянно подчеркивается, например, что вы не станете конфуцианцем, если уже хотя бы немного не любите Путь. Конфуций предупреждал учеников: “Кто не проникнут горестным порывом, тех не просвещаю, непотрясенных не учу, не повторяю тем, кто не способен отыскать по одному углу три остальных”. То есть учитель не может наставить того, кем не движет желание учиться, и не может поведать о Пути тому, кто этого не желает. Обучение плодотворно лишь при условии активного, искреннего и благодарного соучастия ученика.
С точки зрения Конфуция, его современники не были готовы к такому участию. Они ценили недостойное – славу, деньги, власть, секс, пищу, – а должны были ценить и любить конфуцианский Путь. Конфуций довольно резок: “Я не встречал еще того, кто любил бы добродетель так же сильно, как чувственные наслаждения”. Или: “Далека ли человечность? Едва к ней устремлюсь, она ко мне приходит”. Здесь видна здоровая доля раздражения. Все смогли бы поступать правильно, если бы захотели, но как внушить это желание тому, у кого его нет (или тому, кто желает совсем иного)? Мы видим эту проблему, когда разочарованный ученик объясняет Конфуцию, что он вообще-то любит Путь, однако чувствует, что не может найти в себе силы следовать ему. Конфуций перебивает: “В ком сил недостает, на полпути бросают. А ты еще не начинал идти!” Это суть парадокса, с которым столкнулся Конфуций, воплощение парадокса у-вэй.
Как мы можем сознательно приобрести абсолютно искренние желания и эмоции, прежде не обладая ими? Что происходит, если изучать Путь Чжоу без правильной мотивации? То есть следовать всем ритуалам, которым велел следовать Конфуций, изучать “Шицзин”, петь правильные песни и танцевать правильные танцы – но без глубокой любви? Тогда вы становитесь имитацией хорошего человека: тем, кто выглядит как хороший человек, но не обладает истинной добродетелью. Конфуций говорил о “деревенском ханже”, о “воре дэ”. Одно из лучших объяснений привел его последователь Мэн-цзы[7]:
Те, кто пытается выразить неодобрение>{101} деревенскому ханже, не найдут основания; те, кто пытается критиковать его, не найдут недостатков. Он следует всем распространенным течениям и живет в соответствии с подлыми временами. Живя так, он выглядит почтительным и порядочным; поступая так, он кажется честным и добродетельным. Многие всегда довольны им, и сам он доволен собой, но все же с ним нельзя обсудить Путь совершенномудрых правителей древности. Поэтому его называют “вором дэ”. Конфуций говорил: “Я отвергаю все, что не является тем, чем кажется. Я отвергаю сорняки, опасаясь, что их могут спутать с культурными растениями. Я отвергаю лесть, опасаясь, что ее могут спутать с истиной. Я отвергаю хитроумные речи, опасаясь, что их могут перепутать с порядочностью. Я отвергаю напевы Чжэн, опасаясь, что их могут спутать с настоящей музыкой… Я отвергаю деревенского ханжу, опасаясь, что его могут спутать с тем, кто действительно обладает дэ”.
Служа ложной моделью добродетели для простых людей, деревенский ханжа оказывается лжепророком, который не просто останавливает развитие истинных достоинств в самом себе, но и сбивает с истинного пути других. За это Конфуций ненавидит его.
Очевидно, Конфуций считал большинство современников, считающих себя учеными и благородными мужами, – ханжами, механически исполняющими ритуалы и бездумно заучивающими тексты. Однажды ученик спросил его о сыновней почтительности. Учитель ответил: “Ныне сыновняя почтительность сводится лишь к содержанию родителей. Но ведь содержат и животных. В чем будет тут отличие, если не проявлять самой почтительности?” Чтобы быть почтительным сыном, определенно необходимо совершать некие действия. Нужно регулярно навещать родителей и заботиться об их удобстве, правильном питании и добром здравии. Но этого недостаточно. Искренняя сыновняя забота подразумевает совершение всех этих действий с правильным настроем, с любовью и уважением, и простое повторение всех необходимых поступков в течение долгого времени не сможет внушить этих чувств.
К чему это приводит? Стратегия Конфуция кажется предписанием просто продолжать пытаться: стараться уделять внимание и видеть смысл – и тогда со временем придет любовь. Сюнь-цзы говорит об этом еще откровеннее: ему не нужен изначальный энтузиазм. Просто двигайся вперед, говорит он, и любовь к ученью родится сама. Все так. Опасность в том, что эта стратегия приведет в мир, полный ханжей, притворяющихся верным общественным ценностям, но преследующих личную выгоду. Современным аналогом можно назвать свидание, на котором каждый притворяется тем, кем не является, ценящим вещи, которые на самом деле не ценит, где единственная форма взаимодействия – фарс: пустые люди с поддельными интересами и эмоциями играют по чужому сценарию с единственной искренней мотивацией – самоудовлетворением. Выглядит удручающе?
